Я закричала:
– Они опять поймали Рони.
– Говнюки, – проворчал себе под нос дедушка.
Рони стоял под дождем, прислонившись к ящику для писем. Ему было нечем защититься от щедро падающей с неба воды – ни плаща, ни зонта, вообще ничего, кроме пластикового пакета для мусора, прикрывавшего плечи. Его книги были разбросаны по траве. Он так вцепился в ящик, что тот опасно пошатывался, и неясно было, кто рухнет первым.
Но как только Рони увидел нашу машину, он повернулся и, спотыкаясь, побежал по глинистой дороге. Он удивительно быстро исчез в лесу на соседнем холме.
– Дедушка, – умоляла я. – Дедушка, пожалуйста, остановись.
Дедушка подъехал к обочине.
– Ой, перестань. Клер, – запротестовал Хоп с заднего сиденья. – Ты его не поймаешь. Да и зачем?
– Он всю машину провоняет, – Эван был вне себя.
– Дедушка, – ничуть не смущаясь, заявила я, – нет ничего более вонючего, чем дыхание Хопа после того, как он наестся сосисок.
Дедушка смотрел на меня, откинув голову.
– Рони – твой улов, Клер. Если ты хочешь ему помочь, то тебе придется выйти под дождь и заняться поисками.
Я думаю, он проверял меня: что это – пустое тщеславие или истинное желание протянуть руку ближнему своему. Я стойко встретила его взгляд.
– Я и так уже вся вымазана бог знает в чем. Подумаешь, если еще и промокну.
Я толкнула дверцу.
– Подожди, горошинка, – сказал дедушка, но я уже выскочила из машины и пустилась по глиняной дороге.
– Рони! – кричала я.
Дождь хлестал мне в лицо. Я поскользнулась на мокрой глине и больно ударилась.
– Рони, иди сюда! Мы подвезем тебя в школу! Правда! Клянусь!
Дедушка стоял рядом со мной и, сложив руки рупором, издавал трели не хуже самого настоящего тирольца.
– Ве-е-е-рнись, Ро-о-о-ни!
Тишина. Безмолвие. Мы кричали минут десять. Я знала, что Рони следит за нами из леса на гребне холма. Я чувствовала его взгляд по мурашкам на собственном затылке. Но он не появлялся.
– Ладно, – сказал устало дедушка. – Мы не сможем стащить кота с дерева. – Он осторожно потянул меня за руку. Я буквально задохнулась в рыданиях. Я была вся в глине, промокла, и все-таки мне было лучше, чем Рони.
– Он думает, что мы приносим несчастье, – плакала я, пока дедушка вел меня к машине. – Каждый раз, когда ему приходится иметь с нами дело, что-нибудь случается.
Дедушка похлопал меня по плечу:
– Ну, ну, не так уж мы и плохи. Просто живем по разные стороны забора. Мы для него такие же чужаки, как он для нас.
Я снова повернулась в сторону леса и крикнула:
– Приходи к нам. Я оставлю калитку открытой.
Когда я была во втором классе, Нили Типтон превратил мою жизнь в ад. Задира, с задатками будущей футбольной гориллы, он выскакивал, как чертик из коробочки, из-за каждого угла, шипел – “Мэлони”, дергал меня за волосы так, что на глазах выступали слезы, и убегал, прежде чем я успевала дать отпор.
Я, конечно, знала, что Эван и Хоп с превеликим удовольствием поколотят Нили, если я их как следует попрошу. Но я росла единственной девочкой в семье и потому хорошо усвоила мужской кодекс чести – сохраняй спокойствие и своди счеты сам. Я чувствовала себя одновременно и приличной девочкой, и мальчишкой-сорванцом. Так получилось потому, что мама была безумно счастлива иметь дочку и всячески это подчеркивала, а Хоп и Эван обращались со мной, как с младшим братом, у которого просто длинные волосы и другая пиписка.
Я никогда не успевала как следует треснуть Нили, потому что он был для меня слишком ловок и увертлив.
Из-за него я приобрела привычку часто оглядываться через плечо и держать кулак наготове.
Но однажды Нили получил такой урок, что и думать забыл о моих волосах.
Все началось с его обычных штучек. На большой перемене я, с опаской оглядываясь, вышла из класса и направилась к игровой площадке. Нили, конечно, караулил за дверью. Он с силой дернул меня за волосы, так что я полетела назад, как теленок, пойманный на веревку в родео. Я шлепнулась прямо на каменные ступени и лежала там, судорожно хватая ртом воздух. Юбка у меня совершенно неприлично задралась до самых штанишек, а голова горела так, как будто меня скальпировали.
– Получила, Мэлони, – в восторге взвизгнул Нили.
Я оперлась на содранный локоть и услышала только его удаляющиеся шаги на посыпанной гравием дорожке за домом. Затем раздался стук, и Нили тяжело свалился с каменной ограды, к моей неописуемой радости. Над ним стоял Рони, холодный и невозмутимый, как огурец.