Особенно,... 
43 
Не иначе как мисс Сопрано изволила оставить. Быстро же Рэйд справился! Месяца не прошло после кошмарного юбилея, а он уже нашел жене заместительницу. Или?.. Что – или? Иного не дано.
Оставив платье на крючке, Энджи вернулась в спальню. Ясное дело – в шкафу обнаружился еще чужой пиджак, две пары незнакомых джинсов, две блузки, белая и синяя, и серый деловой костюм. Внизу выстроились в ряд четыре пары обуви: черные и темно-синие лодочки, кроссовки и закрытые туфли без каблуков, Энджи взяла в руки черную лодочку. Размер семь с половиной, и качество… за такую кожу немало пришлось выложить. У нее вдруг закружилась голова, а в груди словно огонь полыхнул.
Что ты такое, Рэйд? Измену она еще как-то могла понять. Раскаяние и желание вернуть жену – тоже. Очень может быть, что «дар любви» – перстень от «Шрив, Крамп и Лоу» – был искренним жестом с его стороны. Но как он мог клясться ей в любви, предлагать повторить брачные клятвы – и через две недели (или раньше?) привести в дом другую женщину?! В голове не укладывается. Да любил ли он ее когда-нибудь? Известен ли вообще мужчинам смысл слова «любовь»? Неужели она была всего лишь безделушкой Рэйда Уэйкфилда, аксессуаром его беззаботной жизни, вкупе, скажем, с клюшками для гольфа, теннисными ракетками, клубными блейзерами?
А она сама ему позвонила! Какой позор! Щеки Энджи вспыхнули. Не дай бог, он все-таки объявится. Нужно убираться отсюда как можно скорее.
Энджи окликнула Шона и, не оборачиваясь, указала на кресло.
– Это тоже забирайте, – произнесла она в тот момент, когда на пороге спальни вместо ирландца возник Рэйд.
– Поверить не могу!!! – воскликнул он. – Слава богу! Ты дома, Энджи!
– Ошибаешься. Я уже не дома. Только соберу вещи и… Вопреки всему, что случилось, ее поразила его красота.
Опять. Как всегда. Не смей любоваться им! Не смей даже вспоминать о любви и страсти! Легко сказать, когда от желания кружится голова… Рэйд шагнул к ней.
– Пожалуйста, Энджи. – Его глаза умоляли. – Скажи, что останешься!
– Черта с два! Да и зачем, хотелось бы знать? Чтобы делить ванную не только с тобой, но и с ней! Будь так любезен, ответь только на один вопрос: это та же самая, с которой ты спал весь год, или новая?
Энджи был противен собственный тон – скандальный и в то же время откровенно оскорбленный. Но у нее не было выбора. Разве что разыграть из себя истинную Уэйкфилд и уйти, не нарушив надменного молчания? Не дождется! Рэйд сделал еще шаг; Энджи попятилась и наткнулась сзади на кресло. В этот миг Шон просунул голову в дверь:
– С книгами закончили. Дальше что?
– Забирайте журнальный столик и два голубых светильника, – отозвалась она, упорно глядя в глаза мужу.
Ирландец молча кивнул и исчез. Рэйд снова шагнул вперед.
– Энджи, прошу тебя, выслушай. Внимательно. Я понимаю, что поступил некрасиво и глупо. Но мне было так одиноко без тебя… – Он опустился на край кровати.
«Вот что в нем так привлекает, – вдруг сообразила Энджи. – Эта его очаровательная детскость! Пожалуй, не будь он так хорош собой, то не казался бы таким трогательным, таким ранимым. Но как не растаять при виде взрослого, мужественного, сексуального парня, который с жалобной искренностью признает свою слабость и свои страхи?»
Рэйд всегда жил эмоциями, словно трехлетнее дитя. Возможно, поэтому рядом с ним Энджи ощущала свою силу. А возможно, это создавало иллюзию, что ей единственной удалось надколоть скорлупу его совершенства.
– Ты не представляешь, каково мне было! Когда я понял, до чего мелок был и низок, когда осознал, что ничего нет в жизни важнее твоей любви… ты ушла. – Он спрятал лицо в ладонях, потом вскинул голову и кивнул в сторону шкафа. – Это… просто, чтобы выжить. Я не мог ни о чем думать. Есть не мог. Приканчивал одну бутылку виски за другой. Я чувствовал себя дерьмом. То есть я, конечно, дерьмо и есть… но, главное, – я себя таким чувствовал! – Ресницы его потемнели от влаги. – Мне ничто не нужно, кроме тебя. А ты ушла.
Бесподобная, убийственно притягательная наивность! Дело-то все в том, что Рэйд, скорее всего, верит собственным словам. Как верил, скорее всего, и тому, что говорил мисс Сопрано, кем бы она ни была. Его простодушие странным образом равнялось двуличию. Но ведь это не вина его, а беда. Ах, он так раним.
– Ага. Значит, подружка тебе не нужна, но ты все-таки пригласил ее немножко здесь пожить?
Энджи что было сил запустила черной лодочкой в грудь Рэйду, но тот успел подставить ладони, и эффект оказался смазан. В этом весь Рэйд – врасплох его не застанешь, увильнуть от удара он всегда сумеет. Энджи невольно покачала головой, удивляясь сама себе. Более женский жест и представить трудно. Это ж надо – выстрелить в любовь всей своей жизни (бывшую любовь, милая) туфлей седьмого с половиной размера! Почему бы не пулей тридцать восьмого калибра, из тех, что взрываются, достигнув цели? Чтобы уж наверняка?
43 
