62 
– Привет. Меня зовут Энджи Ромаззано-Уэйкфилд. Затуманенное горем сознание Джады все же отметило и буйство каштановых кудрей, и сияние круглых глаз в опушке длинных ресниц, и странный желто-розовый оттенок помады на пухлых губах. Рукопожатие, однако, Джада не приняла. Не до обмена любезностями ей было сейчас, не до соблюдения правил приличия. Сунув в ладонь кудрявой крошки кипу белых тарантулов, которая давно жгла ей руку, она без сил опустилась на ближайший стул. Мишель, заняв второй, сразу бросилась в атаку.
– Такой несправедливости свет не видывал, – звеняще и с придыханием, словно после марафона, воскликнула она. – Последние пять лет моя подруга трудилась не покладая рук, чтобы обеспечить семью, а ее муж, не заработавший за это время ни цента, взял и сбежал вместе с малышами. К любовнице! Да еще и требует алименты на себя и детей! Он ведь не имеет на это права, верно?
Барышня с немыслимой двойной фамилией положила ядовитую бумажную мерзость перед собой.
– Похоже, что такого права он добился, – медленно произнесла она, просмотрев все листы-тарантулы до последнего. – Хуже того – здесь содержится требование временной опеки и намек… нет, скорее обвинение в вашей несостоятельности как матери. В то время как сам он представлен образцом отца и источником стабильности в семье. Это правда?
Глаза Джады наполнились слезами ярости. Прежде чем ей удалось выдавить хоть слово, Мишель разразилась тирадой в защиту подруги:
– Послушайте! Мы с Джадой соседи, так что я знаю, о чем говорю. Раньше ее малыши неделями ничего не видели, кроме пустых макарон. Потом Джада устроилась в банк, согласилась на место кассира, работала за гроши, лишь бы на молоко и зелень детям хватало. За пять лет она дослужилась до начальника отделения. Сама! Без чьей-либо помощи! На каждом шагу ей вставляли палки в колеса, но она заставила себя уважать. И при этом везла на себе всю семью. На ее детей любо-дорого посмотреть: всегда чистенькие, наглаженные, причесанные… – Мишель запнулась. В комнатке повисло молчание. Сердце Джады было переполнено благодарностью к подруге – хоть один человек встал с ней плечом к плечу. – А ее муж, этот трутень, полеживал себе на диване день-деньской… если, конечно, не кувыркался в чужой постели. И что же потом? Украл у нее детей – и был таков! С тех пор Джада даже не видела своих малышей. Лично я умерла бы, честное слово! Но она сильнее, поэтому просто сходит с ума. Вот вы бы… скажите, вы бы не умерли?
– Я даже вообразить себе такого не могу.
Не сами слова, а искреннее сострадание, прозвучавшее в голосе молоденькой адвокатши, пробило брешь в плотине выдержки Джады. Она сделала вдох, второй… на третий ее уже не хватило; из глаз потоками хлынули слезы, грудь разрывало от стонов, кашля, икоты. Она не умела плакать, потому что не плакала никогда, и теперь уткнулась лицом в ладони, пряча от Мишель и Энджи терзающие ее гнев, страх, стыд.
Девочка-юрист снова вскочила и схватила руку Джады своей на удивление цепкой и сильной рукой.
– Послушайте меня! Вы не сделали ничего дурного. Это он сначала поступил бесчестно по отношению к вам, а потом сумел первым нанять умелого и не слишком щепетильного адвоката. Но мы все уладим. Ваш брак мне спасти не удастся, но детей мы вам вернем и справедливость восстановим.
Джада резко подняла голову.
– Понятно. Все можно уладить, но сейчас мне своих детей видеть нельзя, так? Сейчас мне нужно о них забыть, бросить моих малышей. – Она протянула руку к листам-тарантулам. – А как же с деньгами? Ведь он требует почти все, что я зарабатываю. Негодяй. Никчемный, подлый мерзавец. Пока он развлекается со своей кралей, я должна пахать, как вол, на семью, которую он у меня отнял!
Адвокатша еще сильнее сжала ее руку. Странное дело, но это почти болезненное рукопожатие было Джаде нужно, как будто возвращало ее в мир, где она сможет жить.
– Все эти обвинения голословны и лживы, – глядя Джаде прямо в глаза, сказала Энджи. – Гадко, конечно, но особой опасности они не представляют. Собственно, в нашем деле это обычная практика. Мы и сами можем кое-что выдвинуть. Единственная проблема в том, что он стартовал раньше, а значит, ушел вперед. Но хорошая лошадь, как известно, с места в карьер не берет, – с усмешкой добавила она. – Первым делом я устрою вам свидания с детьми. Возможно, удастся добиться первого уже завтра. Я поговорю с судьей, задействую все связи Центра, организую встречу с адвокатом вашего супруга… В общем, придется поработать, но мы своего добьемся. Направим прошение об опеке, получим свидетельские показания о том, что устроиться на работу вас заставило бедственное материальное положение семьи и так далее. Возможно, пригласим детских психологов. Кроме того, поищем, кто бы мог засвидетельствовать связь вашего супруга с… – она заглянула в бумаги, —…с Тоней Грин.
62 
