70 
На улице ей стало легче дышать. Но, сделав всего несколько вдохов, она почувствовала непреодолимое желание закурить. Дрожащими руками достала сигарету, зажигалку. Первая затяжка показалась болеутоляющей, спасительной. Уняв внутреннюю дрожь, Пожарская медленно пошла по улице. Ей было не по себе от того, что с ней так поступили. Она словно и забыла о том, что сама провоцировала Рогозина на ухаживание, хотела его внимания. Вот и доказала себе, любимой, что от нее всем мужикам нужно только одно, только одно. И чем меньше она будет витать в облаках по поводу любви и прочей чепухи, тем лучше для нее. Ей больше не нужны любовные осложнения. Хватит истории со Щеголевым. Наверняка ей еще перемоют косточки, да и ему достанется. Доброжелателей хватает — тому, кто на виду, всегда сложнее решать обычные человеческие проблемы. Всегда найдется кто-то, желающий приукрасить, добавить клубнички и тогда — держись! Маша зареклась от опрометчивых поступков. Больше никаких абортов, никаких знакомств, а всех этих существ в брюках она не допустит к своему телу еще очень долго, а в душу — никогда.
Одно из таких существ по фамилии Рогозин медленно поднял глаза на ошарашенного бармена. Вероятно, выражение его лица немного привело Дмитрия в чувство. Он почувствовал, что-то вроде досады — из всех его выходок эта была самой наглой, к тому же она произошла при свидетелях. Это обстоятельство вызывало у Рогозина недовольство. Он не думал о том, что вел себя по-свински, он просто пытался собрать разбредавшиеся в пьяной голове мысли, чтобы хоть что-то сообразить.
— Сколько с меня? — едва ворочая языком, спросил он и, не давая бармену возможности ответить, выложил на стойку несколько крупных купюр. — Этого достаточно?
— Очень много, Дмитрий Ильич, — бармен принялся отсчитывать сдачу, но Рогозин остановил его.
— Не надо сдачи, но ты ничего не видел и не слышал. Идет?
— Хорошо, Дмитрий Ильич, — поспешил согласиться бармен. — Я могу вызвать вам такси.
— Валяй, — улыбнулся Рогозин и, шумно потянув носом пропитанный запахом табака воздух, поморщился. — Вызывай, а то я скоро превращусь в пепельницу.
Такси домчало его до дома, а потом он очень долго пытался открыть входную дверь. Пока ему это удалось, он выдал весь набор матерных слов, которые только знал. Войдя в квартиру, Рогозин сорвал с себя пальто, швырнул его в сторону, обувь тоже полетела куда-то в глубь коридора. Разрушение продолжалось, а Дмитрий никак не мог остановиться. Он вошел в гостиную, понимая, что, если сейчас сядет в стоящее перед ним мягкое, глубокое кресло, никакая сила не поднимет его, а он так и не сделал того, что намеревался. Он успел напиться, нахамить журналистке, ошарашить бармена, отношение которого к нему наверняка теперь будет более осмотрительным. Дмитрий понял, что он натворил немало за эти полтора часа, а главного так и не сделал: он не позвонил Юлии. Более того, он привел себя в такое состояние, что физически не мог ничего членораздельно говорить. Непослушный язык и тупое, вяло подчиняющееся командам тело раздражали Рогозина.
Он разделся, беспорядочно разбросав одежду по дивану, креслам, кое-что соскользнуло на пол, добрался до ванной комнаты, временами опираясь о стены, открыл кран холодной воды и стал под душ. Сначала ему захотелось тут же закрыть воду и наскоро обтереться мягким махровым полотенцем. Но Рогозин сцепил зубы и продолжал стоять под потоками освежающей, отрезвляющей воды. Настал даже момент просветления, после которого Дмитрию вообще стало тошно. Он запретил себе думать о том, как вел себя последние пару часов. Он не хотел давать этому оценку. Потому что ему и без того было не по себе — такого с ним еще не бывало! Причины Рогозин тоже не собирался искать, потому что знал — единственное, что его гложет, что не дает ему покоя — ответ Юлии. Он ждал его и боялся, что она вообще забыла о том дне, когда он признался ей в любви. Он страдает, мучается, со страху напился, как свинья, а она, быть может, вспоминает о нем только когда подходит к зеркалу и видит свою новую стрижку.
Уже стуча зубами, Дмитрий упорно стоял под холодными струями душа. Он вдруг решил заболеть. Да, именно простудиться. Завтра он позвонит в салон и охрипшим голосом скажет, что не выйдет на работу.
Попросит Лену извиниться перед клиентами, пообещав, что за пару дней обязательно встанет на ноги. Эта идея понравилась Рогозину, потому что впервые за много лет ему не хотелось выходить на работу. Сейчас он физически не мог запросто общаться с людьми, улавливать их настроение. Он не хотел никого видеть и слышать. Только ее, а она не позвонит сама. Он же снова откладывал это до завтрашнего дня. Сегодня он не в форме. Создавалось впечатление, что он сознательно довел себя до такого состояния, чтобы отложить звонок.
70 
