77 
Юлия посмеивалась: знала бы Надя о ее последнем разговоре со Щеголевым — ее реакцию трудно было представить. Но об этом не обязательно было знать не только Наде, но и Наташе, родителям. Юлия интуитивно прятала от всех ту неразбериху, которая воцарилась у нее в душе. Она не могла понять, радоваться ей этому или попытаться поскорее избавиться. Одним словом, Щеголева находилась в состоянии, в котором для Рогозина места выделено не было. Юлия металась, едва заставляла себя сосредотачиваться над переводами, вечера проводила в кабинете Щеголева с чашкой кофе. Она поймала себя на мысли, что ждет от него звонка, но, по-видимому, он боялся форсировать события и выдерживал паузу. Оставалось ждать. Юлии понравилось состояние, в котором находилась ее измученная жизненными перипетиями душа. Что-то отдаленно напоминающее мытарства юности. Такие приятные, согревающие. Они совершенно лишают сил, изматывая и требуя полной отдачи, но отказываться от них добровольно не хочется. И главное — они не должны становиться достоянием даже самой близкой подруги.
А она находилась в недоумении, но задавать вопросы больше не решалась. После приезда с курорта Юлия стала более скрытной. Она позволила подруге быть рядом только в момент крайнего отчаяния, да и то не по собственной инициативе. Надя сама примчалась, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сюрприз, преподнесенный Наташей, не вязался с тем состоянием покоя, которое Юлия пыталась обрести вот уже полгода. Надя не могла понять, что она сделала, сказала не так, что Щеголева перестала быть с ней откровенной. Она по-прежнему с удовольствием болтала с ней по телефону, была готова идти на очередную выставку местного художника, но что-то подсказывало Надежде: Юлия замкнулась. Сознание этого не давало Наде покоя.
Андреева сделала вид, что сдалась и оставила подругу в покое, а сама решила действовать с другой стороны — она позвонила в салон и записалась к Рогозину. В среду вечером она сидела у него в кресле, чувствуя, как прикосновения его рук действуют на нее расслабляющее. Она не собиралась ничего кардинально менять в своей внешности. На вопрос Дмитрия она ответила, что волосы потеряли блеск, они кажутся ей неживым париком, который вот-вот спадет с головы.
— Может быть, подрежем кончики, плюс какой-нибудь бальзам? Немного оттеним мой слишком бледный пепельный цвет, — внимательно разглядывая себя в зеркале, сказала она.
— Я все понял, — без особого энтузиазма произнес Рогозин. Он вообще показался Наде непривычно грустным, подавленным. В его голубых глазах не плескалось бескрайнее море — застыли два озера, словно скованные ледяной корой. Он не пытался шутить, быть любезным. Напротив, Надя чувствовала на себе его потерянный, совершенно пустой взгляд. — Попробуем, хотя мне нравится то, что я вижу.
Ассистентка намочила ей волосы, промокнула полотенцем. Все это время Рогозин стоял спиной, глядя в окно. Надя краем глаза наблюдала за ним, укрепляясь в своих догадках. Когда он принялся прядь за прядью приводить в порядок ее волосы, она мило улыбнулась ему и спросила:
— Много работы еще сегодня?
— Нет, вы у меня последняя.
— Слышала, вы скоро едете на конкурс?
— Да, в Париж.
Надя спросила наобум, но попала в десятку. Она хотела начать разговор издалека, а потом подвести к Юлии. Надя была уверена, что он не мог без причины перестать интересоваться ею. Андреева следила за профессиональными движениями Дмитрия, за его отрешенным лицом, на котором так явно отпечаталось желание поскорее закончить работу.
— Как интересно, — пытаясь не потерять нить разговора, восторженно сказала Надежда. — И как часто приходится ездить?
— По-разному, — без энтузиазма отвечал Рогозин. — Например, в этом году планируется еще поездка в Штаты.
— В Америку?
— Да.
— А у Юлии дети туда уезжают, — Надя обрадовалась, что так легко получилось перевести разговор на нее.
— Да? У нее, кажется, дочь.
— Дочь замужем, муж — компьютерный гений, которому предлагают высокооплачиваемую работу. Кто от такого откажется? Юлия, конечно, в растерянности — нелегко отпускать единственного ребенка в такую даль. Одиночество просто наступает ей на пятки.
Рогозин не стал больше продолжать разговор на эту тему, хотя прекрасно понимал, что это его единственная возможность узнать что-либо о Щеголевой. Ни в выходные, ни вчера, ни сегодня он не набирал номер ее телефона, хотя успел выучить его назубок. В голове он прокручивал цифры, представляя, как после очередного гудка в трубке раздастся ее голос. От этого у Дмитрия учащался пульс, но невероятный страх не давал ему сделать этот шаг.
77 
