Артемас шепнул ей на ухо:
— Твоя честь никогда не была под вопросом. — Потом он обнял ее и с горячностью спросил: — Но ведь должно же быть что-то, чем ты живешь?
— Работа. Созидание и время. Я чувствую, как Ричард со Стивеном понемногу уходят. Это больно. Это очень больно! Не хочу, чтобы они уходили!
— Надо отпустить их.
— Я не могу. Не могу из-за всего того, что мы никогда не узнаем. Разве тебя не гложет сомнение?
— Ежедневно. А еще я каждый день думаю о тебе. Когда я нашел тебя одну, мне стало так же больно, как…
Его голос оборвался. Он обнял ее и неловко поцеловал в лоб.
Она застонала и подняла голову, неосознанно стремясь к нему, чтобы хотя бы немного заглушить свою горечь. Он поцеловал ее глаза, пылким, горячим поцелуем, его губы напоминали приятный огонь.
«Прикоснись. Выживи. Прости».
Заплакав снова, она прижала свои губы к его губам, и он ответил. И вдруг накатило раскаяние. Она посмотрела вперед и закрыла глаза, сквозь стиснутые зубы со стоном выдохнула имя Ричарда.
У Артемаса перехватило дыхание. Он с трудом сделал глубокий вдох.
— Я отвезу тебя к тете, — произнес он ровным, бесстрастным голосом.
— Нет. — Она вдруг задрала голову, пытаясь подавить воспоминания о Стивене, Ричарде, самой себе… — Не приезжай сюда больше. Мистер Эстес не хочет, чтобы ты появлялся здесь, а я никогда не выкуплю ферму.
Артемас резко повернул ее к себе:
— Опять обвиняешь.
Он поднялся и зашагал прочь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он услышал плеск ручья. Она, стоя на коленях, уже в джинсах и теплой куртке поверх мокрой рубашки, завязывала шнурки на своих ботинках.
— Это место уже никогда не станет тем, чем было, — медленно сказал он. — В данной ситуации ничто не будет таким же прекрасным, как раньше. Пора смириться с этим.
— А как же Голубая Ива?
— Не отрицаю, есть места и воспоминания, которые достойны памяти.
— Вот философия человека, которому улыбнулась фортуна благодаря женитьбе на дочери сенатора и продаже технологии керамики военным.
— Да, дабы изгнать дьявола и не стать жертвой.
Она сверкнула глазами:
— Дьявола вроде меня?
— Ты — жертва, раз руководствуешься слепой верой и страдаешь от благородства.
— Ты думаешь, что, посидев обнаженной в холодной воде, я не заслужила места в Галерее славы?
Его передернуло от ее сарказма.
— Пожалуй, так оно и было бы, если бы тебя изнасиловал какой-нибудь бродячий охотник.
— О, вот бы был праздник для всей твоей семьи!
— Ты злишься, стоит ли говорить о подобном.
— Да уж, твои братья и сестры, вероятно, думают, что я вернулась сюда, чтобы снова завоевать твою благосклонность… а может, и твою постель.
— Всей этой грязи тебя научил тот недобросовестный ублюдок, за которого ты вышла замуж?
— Мой муж… — Она пыталась казаться спокойной, но не выдержала и утратила самообладание. — Мой муж меньше прочих походил на циника. И умер с ребенком на руках.
Артемас вздрогнул, будто она ударила его по лицу.
— Лили, — отчаянно сказал он. — Лили. Позволь мне помочь тебе. Я дам тебе денег, ты выкупишь ферму. Я могу…
— О Боже! — Она вздрогнула. — Ты думаешь, я всегда буду принимать от тебя помощь? Ты все еще думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью и получать все, что хочешь?
Артемас опустил руки.
— Да.
Она резко вздохнула:
— Бог проклянет тебя.
Он повернулся и зашагал прочь. Отныне у них не было будущего.
* * *
— Она отравилась, — сказал Джеймс. — И Артемас, по-видимому, не желает признавать этого.
Тамберлайн откинулся на спинку плюшевого кресла. Он боялся их скрытого волнения, озабоченности. В семье наступил разлад — такого раньше никогда не случалось.
— А что ему делать? — спросил Тамберлайн. — Бросать родовое поместье только потому, что миссис Портер захотела жить в доме, который столь же важен для нее?
— Мог бы заставить ее уехать! — воскликнула Касс. — Вместо того чтобы объяснять нам, что он принимает такое положение дел.
Тамберлайн чуть пожал плечами:
— Разве он намерен расстелить перед ней ковер?
Элизабет нахмурилась.
— Тамми, эта дружба… дает ли основания полагать, чт-о это было больше чем обычная дружба?
— Нет. Как я уже раньше говорил, он проводил время в ее семье, когда был ребенком. Они долгое время переписывались. Переписка была совершенно невинной и сентиментальной. — Тамберлайн, солгав, осторожно прикрыл Артемаса. Тот открылся ему год назад, но этот секрет он никогда бы не выдал.