— Встань в изголовье и не смотри.
В этом было мало пользы, но он приблизился к ней и отвернулся к галерее своих предков. Знатные господа из рода Коулбруков наблюдали с высоты своих портретов в позолоченных рамах. Маккензи и Коулбрук, снова находясь в одном круге, прогоняли Гавриила [4] обратно на небеса…
Звук распарываемой одежды словно подтолкнул его. Миссис Маккензи разорвала свои трусики. Он мгновенно вспыхнул, но затем взглянул с любопытством и испуганно заметил:
— Это выглядит так же, как у Босси, правда, несколько меньше.
Женщина рассмеялась на его комментарий, потом застонала от боли и инстинктивно позвала: «Дрю!» — как будто муж ее стоял рядом. Сердце Артемаса готово было выскочить из груди. Роженица боролась со своим раздувающимся животом, задыхаясь и обливаясь потом, лицо ее, искаженное гримасой боли, стало почти неузнаваемым.
— Иди сюда, Арти, — приказала она. — Смотри, чтобы ребенок не соскользнул с кушетки.
Он встрепенулся, подскочил к канапе и неловко в готовности вытянул руки. Парнишка едва не рухнул без чувств, увидев кровавое отверстие между ногами миссис Маккензи, заполненное куполом детской головки. Какая-то неведомая сила двинула его вперед, в то время как женщина уперлась черными ботинками в кушетку и судорожно откинулась назад. С первым конвульсивным толчком ее ребенок выскользнул в его дрожащие руки.
Она была теплой, мягкой и вся в липкой крови. Тонкий шнур тянулся от ее пупка к миссис Маккензи. По нему передавалась жизнь. Живой комочек в его руках походил на бьющееся сердце, его сердце, поскольку у него екало в груди при взгляде на эту кроху. Глаза ее были плотно закрыты, руки и ноги дрожали и, казалось, тянулись к нему. Забавно сморщив личико, она открыла рот и закричала.
Он уберег ее от падения на пол. Сделал нечто стоящее, от чего его стыд и все семейные секреты казались неважными. Раз уж он сумел сделать это, значит, сможет сделать все, от него зависящее, чтобы спасти всех и вся. Он любил ее и теперь никогда уже не станет прежним.
— Я держу ее! — громко выкрикнул он и неожиданно повторил это несколько раз, сглатывая слезы. — Держу! Она липкая, но выглядит прекрасно! Разве она не красива?
— Арти, подними, подними ее так, чтобы я убедилась, что все в порядке. — Миссис Маккензи сделала длинный хриплый вздох облегчения.
Дрожа от волнения, он поднял малышку. Глаза миссис Маккензи светились благодарностью.
— Посмотри на нее, о… — тихим певучим голосом проговорила она.
Арти положил девочку в протянутые руки миссис Маккензи и невольно опустился на окровавленный диван.
— Арти, ты все сделал правильно. — Женщина слабо улыбнулась. — Ты храбрый мальчик. И клянусь, ты никогда больше не увидишь такие скорые роды. Уверена, я установила рекорд.
Он внимательно смотрел на малышку. Она открыла глаза.
От возбуждения у него перехватило дыхание. Боже, ему никогда не забыть этого!
— Как ее зовут? — прошептал он.
— Не знаю. Это плохая примета — давать ребенку имя до того, как он родится.
Они замолчали. Миссис Маккензи деловито вытирала ребенка подолом белой хлопчатобумажной рубашки, с материнской нежностью прикасаясь к девочке. Сердце Артемаса на мгновение замерло. Неужели она оближет малыша, как это обычно делали животные? Но нет, она только поднесла ребенка к груди, он тихонько захныкал. Подсохшие рыжие волосы оказались светлее, чем у матери.
— А ты бы как ее назвал? — спросила вдруг миссис Маккензи.
Артемас чуть было не выкрикнул «Рыжая», затем, ойкнув, спохватился. Он отчетливо вспомнил цветы, которые помогал высаживать мистеру Маккензи сегодня утром, и цветную картинку на мешке с рассадой. До сих пор он в жизни не видел такого мягкого оранжево-красного цвета.
— Лили, — выдохнул он.
— Лили. Лили… — Ребенок снова захныкал. — Думаю, ей нравится. — Миссис Маккензи задумчиво посмотрела на него. — Лилии — сильные и хорошие цветы, очень выносливые. Лили. Да, сэр, прекрасное имя. Уверена, оно понравится и мистеру Маккензи.
Артемасу казалось, что он сейчас лопнет от счастья.
— Ты на самом деле ее так назовешь? Правда?
— Правда. Лили Маккензи. Потому, что ты особенный мальчик и ты помог ей появиться на свет. Маккензи и Ко-улбруки словно приклеены друг к другу. Вот уже на протяжении ста двадцати лет. И видимо, так будет всегда.
Артемас осторожно дотронулся до протянутых детских ручек. Крохотные пальчики обвились вокруг его пальца. Все правильно: Маккензи и Коулбруки всегда обитали здесь, в Голубой Иве, и всегда это место было местом любви. Лили Маккензи — его собственность, его душа и сердце.