12 
— Но вы были священником, когда впервые встретили Елену?
— Да, я служил у повстанцев в горах. Сам я из Майами, приехал полный воодушевления и рвения, готов был помочь всему миру. Но здесь слишком много горя. Нищета, смерть, наркотики, война. Постепенно я в значительной степени растерял свое рвение. — Он улыбнулся. — Но мне удалось продержаться. Всегда были такие дети, как Елена.
— Вы знали ее еще ребенком?
— Я знал всех повстанцев. Когда я приехал в Колумбию, ей было десять лет. Ее брату Луису тринадцать. Ее отец Фрэнк Кайлер тогда был еще жив. Мы с Фрэнком подружились. Мы редко соглашались друг с другом, но он мне нравился. Его трудно было не любить. — Доминик поморщился. — Он, как и я, верил, что служит правому делу, что он здесь нужен. Я его уважал, хотя чувствовал, что он сильно ошибается. Человек должен искать и найти свое место. Он метался и сомневался.
— И теперь вы считаете, что должны заботиться о сыне Елены Кайлер?
— Первые три года Елена сама заботилась о нем. Она охотилась, мы выращивали овощи и умудрялись не умереть с голода. Потом она решила, что это не жизнь для ребенка, и поехала в Медельин, чтобы заработать. Мальчика она оставила со мной. Это далось ей нелегко, если вспомнить ее собственное детство. Ей не от кого было ждать помощи. Она даже говорить о первых месяцах в городе не хочет. Чем она только не занималась, чтобы заработать денег и уехать из страны. От официантки до продажи товаров по телефону. Приезжала домой, когда только могла. — Он подлил им кофе в чашки. — Мне было нетрудно присматривать за Барри. Он — особый ребенок. Есть дети, от которых исходит сияние. Барри такой. — Доминик сел. — Мне только не нравится, что он слишком серьезный для своего возраста. Думаю, впрочем, что это естественно, ему ведь очень редко удается поиграть с другими детьми. Елена всегда боялась, что это небезопасно.
— Но Чавез находится за несколько сотен миль отсюда. К тому же он не знал о сыне.
— Но от этого она беспокоилась не меньше. В мальчике вся ее жизнь. Она не хотела рисковать.
— Почему она раньше не уехала из страны?
— Она боялась зарабатывать деньги с помощью единственной профессии, которую знала, а в других местах платили сущие гроши. У нее не было денег, документов и возможности защитить Барри от отца, если он узнает о его существовании и обнаружит, где он находится. Она экономила каждый песо, чтобы выбраться отсюда, но тут Чавез узнал о ребенке. Когда это случилось, ей пришлось поторопиться.
— Если она порвала со своим отрядом, как ей удалось узнать о Форбзе?
— Она слышала о нем в течение многих лет. О нем тут легенды ходят. Я был связан с ее отрядом и тайком кое-что для нее выяснил.
Гален посмотрел на кофе в своей чашке.
— Вы действительно верите, что Барри сын Ча-веза?
— Я это знаю. Я в курсе событий, связанных с рождением мальчика. — Доминик улыбнулся. — Вы очень подозрительны. Вы ей не верите.
— Я верю, что он ее сын. Она безумно его любит. Ну и, естественно, она хочет обеспечить ему хорошую жизнь, вот и стремится попасть в США вместе с ребенком. Здесь жизнь не сахар. — Он перевел взгляд на лицо Доминика. — Или это все-таки ловушка. Сценарий все усложняется и усложняется. Если вы подделка, то вы талантливый актер.
Доминик рассмеялся:
— Думаю, вы чересчур подозрительны, Гален. Не считаете ли вы, что это уже перебор — вовлекать в аферу еще и священника? Все-таки здесь не Голливуд. Кроме того, любому видно, что врать я не умею. Я недостаточно умен.
— Вы достаточно умны, чтобы быть учителем, — заметил Гален.
— Вы хотели сказать, достаточно образован. В этой профессии все прямолинейно, нет нужды никого обманывать. Обещаю, вы не поймаете меня за установкой горящей свечи на подоконнике, чтобы дать знак Чавезу.
Гален улыбнулся:
— Свеча на подоконнике? Все, вы вне подозрений. Вероятно, вы действительно тот, за кого себя выдаете.
Глаза Доминика блеснули.
— Или я так ловко прикинулся наивным, чтобы ввести вас в заблуждение. Еще кофе?
— Нет. — Гален встал. — Пойду-ка посмотрю, где Елена. Что-то она задерживается. Где у вас ванная комната?
Доминик поднял брови.
— Уверяю вас, она не сбежала через черный ход. Согласитесь, это абсурд.
— Но она могла грохнуться в обморок и удариться головой. Она потеряла много крови. Так что головокружение, потеря сознания вполне возможны.
Улыбка исчезла с лица Доминика.
12 
