31 
Она стояла, глядя прямо на него и ощетинив шерсть на загривке. Веревка лассо, привязанная к ее ошейнику, извивалась по земле, и на ней заметно выделялось мокрое и истрепанное место, где она ее грызла.
Он встал как вкопанный. Потом медленно стал пятиться вдоль веревки к коню, там отвязал лассо от седельного рожка. При этом не спускал глаз с волчицы.
Взяв в руку свободный конец веревки, стал ее обходить. Поворачиваясь на месте, она следила. Между собой и волчицей он оставил маленькую сосенку. Пытался двигаться непринужденно, но чувствовал, что его замыслы у нее как на ладони. Петлей перебросил веревку через высокий сук, поймал и попятился, выбирая слабину. Веревка выползла из травы и иголок и потянула за ошейник. Волчица опустила голову и нехотя пошла.
Вот она уже под суком, но он все тянет, пока ее передние лапы не начали уже чуть не повисать в воздухе, тут он чуть-чуть веревку потравил и привязал в сторонке, стоит смотрит. Она оскалила зубы, повернулась и попыталась отойти, но не смогла. Казалось, она озадаченно соображает, что делать дальше. В результате подняла раненую ногу и стала зализывать.
Вернувшись к костру, он покидал в него все дрова, которые собрал. Потом вынул из седельной сумки флягу и один из последних сэндвичей, снял с него обертку и пошел с флягой и куском бумаги снова к волчице.
Она внимательно за ним следила, пока он рыл в мягком торфе ямку, наблюдала, как он утаптывает ее каблуком. Затем он расстелил в углублении бумагу, придавил камнем и из фляги налил воды.
Отвязал веревку и дал слабину, одновременно отходя. Все это под ее неотступным взглядом. Он отошел еще на несколько шагов и сел на корточки, не выпуская веревку. Она посмотрела на огонь, потом на него. Села, облизнула намятые веревкой челюсти. Он встал и, подойдя к ямке, налил туда еще воды, поплескал ею вокруг. Потом завинтил пробку фляги, немного еще постоял у ямки, отошел и сел. Они смотрели друг на друга. Уже было почти темно. Она встала, понюхала воздух, словно мелко-мелко подталкивая что-то носом. Затем начала подходить.
Дойдя до воды, нерешительно понюхала ее и подняла голову глянуть на него. Снова посмотрела на костер и на коня, неясной тенью маячившего за ним. В темноте ее глаза сверкали. Опустила нос, понюхала воду. От него при этом не отводила глаз, таких светящихся, что, когда она опускала голову и пила, отражение горящих глаз появлялось в темной воде, возникая, словно какое-то ее другое «я», иная волчья сущность, свойственная земле как таковой и таящаяся в каждом тайном месте, вплоть даже до фальшивых водопоев вроде этого, чтобы волчица всегда имела на земле поддержку и никогда не была полностью одинока и оставлена в этом мире.
Он сидел на корточках и наблюдал за нею, держа веревку в обеих руках. Как человек, которому вверено нечто такое, чему он и применения толком не знает. Выпив все досуха, она облизнулась, посмотрела на него, после чего потянулась и понюхала фляжку. Фляжка упала, волчица отпрянула и попятилась на свое место под суком, там села и снова начала зализывать ногу.
Выбрав у нее над головой слабину веревки, он привязал ее, потом пошел обратно к костру. Повернув вертел с кроликом, достал кроличью шкурку с кусочками мяса, вернулся и положил перед ней. Раскрыл и расправил шкурку по земле, а потом, отвязав и дав веревке слабину, отошел с ходовым концом в сторону.
— Ну что же ты. Давай.
Она наклонилась и понюхала воздух.
— Это кролик, — сказал он. — Есть подозрение, что кролика ты прежде не едала.
Он ожидал увидеть, как она набросится, но нет. Тогда он по дыму от костра определил направление ветра, опять собрал куски в шкурку и перенес туда, где она была бы от волчицы с наветра, — и все это опять держа сверток в одной руке, а веревку в другой. Положил шкурку наземь и отошел, но волчица по-прежнему не двигалась.
Он обошел вокруг, опять привязал веревку в недоступном месте и возвратился к костру. Кролик на вертеле наполовину сгорел, наполовину остался сырым, но он сел и съел его, после чего при помощи ножа смастерил намордник из поясного ремня и двух длинных полос кожи, которые вырезал из седельного тебенька — широкого и мощного тисненого крыла-подколенника. Отдельные части соединял посредством прорезей и кожаных завязок, время от времени бросая взгляд на волчицу, лежащую свернувшись под деревом с веревкой, уходящей вертикально вверх.
— Чует мое сердце, ты только и ждешь, когда я засну, — сразу начнешь изыскивать способ оторваться, — сказал он.
31 
