Без него особняк напоминал могилу. После возвращения Джереми она впервые почувствовала, что это ее дом. Она должна, должна пойти к Каттеру.
Чейенн была смущена и даже немного напугана, ну точь-в-точь маленькая девочка. Чем ближе она подходила к двери комнаты Каттера, тем больше ею овладевали сомнения: а нужна ли она ему теперь, когда Джереми найден? Тем не менее она заставила себя постучать.
— Входи! — отозвался Каттер с готовностью, наполнившей ее сердце радостью.
Семь лет ее обида на Каттера служила ей надежным щитом от истинных чувств, которые она к нему питала. Ведь даже до того, как он нашел Джереми, она чуть было не отдалась ему. А сегодня, когда ее душа распахнута навстречу ему, она еще более уязвима. Следовательно, Каттер Лорд представляет для нее серьезную опасность.
Заметив, что он читает одну из ее книг, она не могла не улыбнуться. Каттер быстро захлопнул книжку и сунул под подушку, чтобы Чейенн не видела, как низко он пал.
На ней был только зеленый бархатный халат, подпоясанный золотым шнуром.
Он же, чисто выбритый, с влажной от душа непричесанной копной черных волос, лежал в постели без рубашки.
Каттер поднял с прикроватной тумбочки пышный цветок белой магнолии.
— Это твое дерево — нечто удивительное. — Глубоко вздохнув, он окинул ее внимательным взглядом. — И ты тоже нечто удивительное.
Его сияющая улыбка осветила всю комнату. И ее, Чейенн.
— Ты читал мою книжку. Я видела, не отпирайся!
— Да, потому что не надеялся на то, что ты придешь. Хотелось почитать что-нибудь... что-нибудь предсказуемое.
— То есть что-нибудь приятное, со счастливым концом?
— Да, да. Именно так. — Его темные глаза излучали теплоту.
И снова она подумала: как ужасно грустно и одиноко было бы ей в доме, да и вообще в жизни без Джереми. Каттер спас жизнь ее ребенку.
Она ему обязана всем. Абсолютно всем!
Но ведь он и желает получить в благодарность все, никак не меньше.
А что, если она удовлетворит его желание, он, может, уйдет? И она опять будет свободна?
Что она за дрянь, если после всего, что он для нее сделал, вступает с ним, пусть мысленно, в торг?
Чейенн припомнила до мелочей сцену любви, разыгравшуюся недавно между ними. Кого, интересно знать, она старается обмануть?!
Каттер, не сводя с нее глаз, молча сел и задвинул открытый ящик тумбочки. Каким-то непостижимым образом Чейенн точно знала, что там лежит пистолет. Но ей не хотелось думать в этот момент ни о пистолете, ни о страшной угрозе, которую они вместе пережили.
Опасность миновала. Она в прошлом.
Тем не менее его мускулы на груди и на плечах были напряжены — он никак не мог расслабиться.
— Я хотела извиниться за то, что наговорила тебе в библиотеке, — выжала наконец из себя Чейенн.
— И не вспоминай об этом, — ласково пробасил он, всем своим видом показывая, что не таит обиды.
Внезапно ими обоими овладело чувство неловкости, они смутились, а он напрягся еще больше. И словно почувствовал себя неуверенно.
— Спасибо тебе, — произнесла Чейенн.
— Вот уж не за что. Не забывай, что Джереми и мой сын тоже.
Но сегодня Чейенн хотелось, чтобы он думал только о ней.
— Я очень сожалею, что наши отношения сложились таким образом. Всю жизнь меня одолевало честолюбие. Мне надо было всегда быть первым. Для Мартина места в душе не оставалось, может быть, именно поэтому...
— Ах, оставь...
Меньше всего ей хотелось в этот день говорить о Мартине.
И совершенно понятно, почему. Она всем обязана только Каттеру.
И она обещала ему.
А чувствовать нечто большее, чем благодарность, чрезвычайно опасно.
— У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя, — снова начала она.
— Слова мне не нужны.
— А что тебе нужно? Быть может, одеяло или... Или подушка? Извини, я вчера как-то не подумала. Все эти вещи лежат в коридоре, как раз напротив, и я...
— Да нет, что ты, все необходимое у меня есть.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Подожди, — прошептал он. — Я сорвал этот цветок для того, чтобы воткнуть тебе в волосы. Ты знаешь, чего я хочу. — Он поднес цветок к носу и вдохнул его аромат. Чейенн замерла. — Иди сюда. — Она продолжала стоять, колеблясь. — Ну пожалуйста, — повторил он.
Это «пожалуйста» одиноко повисло в тишине. Но никакой поток слов не мог бы быть выразительнее его молчания.
И вдруг она вновь ощутила себя нетерпеливой девочкой на обвеваемом зимними ветрами острове, под натиском которых пригибались золотистые травы. Девочкой, которую он полюбил всей душой.