Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
186 
Писательница Ольга Славникова в романе «2017» (Москва, ВАГРИУС, 2006) фантастически красочно описывает призрак сгоревшего флота: «Этим летом Вадя шарил по притокам Камы и видел ужасные вещи. Первым делом он напоролся на перетянувшую устье Чусовой притопленную цепь, лишь слегка заметную на поверхности воды, будто перфорация на месте отрыва шёлковой бумаги. (Надо отметить, что в Гражданскую войну цепью красные перегородили устье реки Белой, а не белые — устье Чусовой, и тем самым красные заперли на Белой белогвардейскую эскадру бронепароходов контр-адмирала Старка.) Утром его разбудил сырой, тяжёлый запах гари; туман, стоявший вокруг, был странно землистый, будто лёгкие курильщика…Сначала ему попадались торчавшие из реки толстые сизые головни, местами такие частые, что напоминали чудовищные камыши, и бесформенные останки судового железа; вода на местах этих затоплений темнела студенистыми пятнами, похожими на пятна ожогов. Тут и там по реке проплывали, разваливаясь, шипя, воспалённо розовея в тумане, какие-то огненные клочья; тихо, пустым угловатым призраком, проскользила выгоревшая баржа, напоминавшая везомый на платформе четырёхметровый стул.
Далее Ваде показалось, будто он видит два въехавших друг в дружку, сильно измятых теплохода. Но по мере того, как он, исхлёстанный ветками, полными воды, подбирался поближе, становилось ясно, что судов в искорёженной куче значительно больше. С каждыми десятью метрами приближения обнаруживалась ещё одна единица — то измятой, хлебающей воду трубой, то едва проблёскивающими, будто леска, натянутая низко над волнами, очертаниями кормы. Перепуганный, с сердцем, бьющим во всю ширину груди, Вадя остановился: ему померещилось, что если он подойдёт вплотную, то груда вспученного, жёваного, рваного металла разрастётся до размеров многоэтажного дома».
После Гражданской войны пришло время восстановления хозяйства. Потихоньку возрождались заводы, но к уже «мёртвым» — Кыновскому, Старошайтанскому, Висимо-Шайтанскому заводам — добавились ещё Кусье-Александровский и Бисерский (который так и не смог оправиться от белогвардейского взрыва, хотя проработал до 1926 года). Рабочие мостокотельного цеха Чусовского завода вновь отстроили мосты. По одному, по два поднимали со дна Чусовой пароходы, ремонтировали их и отправляли в навигацию. 1 октября 1920 года открылось железнодорожное движение по ветке Екатеринбург — Казань. С 1924 года уральские заводы начали переводить с древесного угля на кокс. Жизнь налаживалась, и будущее казалось прекрасным.
Восстановление хозяйства во времена нэпа велось с привлечением «иностранных инвесторов», а точнее, путём сдачи предприятий в аренду иностранцам. На Чусовой особый размах имело акционерное общество «Lena Goldfilds Limited». С 1925 года ему были переданы (кроме прочих) Полевской, Северский и Ревдинский заводы и шахты в Дегтярске. Общество работало очень эффективно, но едва предприятия начали давать прибыль, как договор с обществом был расторгнут. Это случилось в 1930 году.
А Чусовую ещё ждали страшные водовороты истории: коллективизация, ГУЛАГ, спецпереселенцы… Впереди была ещё Великая Отечественная война, которая для тыловиков-чусовлян прошла как единая рабочая неделя с понедельника 23 июня 1941 года до воскресенья 20 мая 1945 года. Наконец, на Чусовой было и бесправие политзон, и бессильная тоска разрухи 90-х годов. Зарево Гражданской не угасало почти до конца XX века.
ЛЕСОСПЛАВ
И всё-таки не малахит, не золото и платина, не железная руда были главным богатством Чусовой. Главным богатством, волшебным «возобновляемым ресурсом», «второй красотой», как сказал Мамин-Сибиряк, на Чусовой является лес. Главным богатством — и страшной болью.
Лес издревле кормил, одевал, обувал, обогревал и укрывал человека. Сейчас мы себе и представить не можем всё многообразие лесного продукта, которым в старину пользовались люди. Начиная от смолы-живицы и настойки на чаге, заканчивая одеждой из варёной бересты — тиски и деревянными горшками-калганами, в которых можно было кипятить воду на огне. Знакомство с «Лесным словарём» (1907) открывает целый мир самого изобретательного использования возможностей и богатств обычного леса.
В старину к этим богатствам относились очень бережно. Возможно, это было обусловлено тем, что лес принадлежал одному хозяину, а пользовались им другие люди. То есть один — следил и берёг, другой — брал и платил. Да и лесное законодательство было строже и соблюдалось тщательнее. Порубки на «лесных дачах» при заводах сильно «проредили» чащи, но к началу XX века заводы почти повсюду перешли на каменный уголь, и лес успел хоть как-то восстановиться.
186 
