116 
Судья пожал плечами.
— Следующий свидетель обвинения Арчибальд Свейсон, — провозгласил прокурор.
Свидетель вышел к трибуне, и Нэнси едва удержалась, чтобы не спрятаться под стол, — это был тот самый порочный красавчик Арчи из казино!
— Расскажите суду, мистер Свейсон, как с вами поступила обвиняемая.
Арчи, нимало не смущаясь, начал рассказывать, и Нэнси только и оставалось, как мысленно хоронить себя все глубже и глубже.
— А потом она попросила меня раздеться, — красиво жестикулируя, вспоминал Арчи.
— Полностью?
— Да, ваша честь. Я не хотел, но она сказала, что хочет видеть… его.
Зал охнул.
— Поясните суду, мистер Свейсон, что значит «его».
— То, что у меня в плавках, ваша честь, — пожал широкими плечами Арчи.
Нэнси застонала и ткнулась головой в стол, и лишь когда вышел давать показания Джимми, заставила себя распрямиться.
— Вас предупредили о том, что вы имеете право отказаться от показаний по делу миссис Дженкинс, мистер Дженкинс?
— Да, ваша честь, — хмуро отозвался Джимми. — Но я решил, что мне нечего скрывать от закона.
— Тогда расскажите суду то, что вы знаете. Джимми начал рассказывать, и Нэнси впервые в жизни пожалела о том, что родилась на свет.
Он припомнил все. Как его жена, а тогда еще невеста, нахулиганила на чужой свадьбе, поставив пластинку с буги-вуги. Как она исчезала по ночам. Как при детях затащила в супружескую спальню тележурналиста Марвина Гесселя и пробыла там наедине с ним порядка сорока минут. Как однажды он узнал от друзей, что ее, вместе с компанией хиппи, в состоянии полной невменяемости задерживали полицейские из соседнего города.
— Ваша честь, я протестую, — возразил адвокат. — Свидетель должен говорить только то, что видел сам. Тем более что факт задержания моей подзащитной документально ничем не подтвержден.
— Протест принят, — кивнул судья.
Джимми принялся вспоминать, как однажды, придя домой, обнаружил, что ужин не готов, и затем это повторилось еще восемь раз. Как активно она возражала против участия их сына Рональда в патриотической деятельности бойскаутов… и продолжал вываливать это все еще около двух часов подряд.
И постепенно Нэнси обвыклась. Она вдруг поймала себя на том, что может весьма точно предсказать, что он припомнит ей на следующем «витке» своей бесконечной истории, а уж то, о чем он промолчит, она знала наверняка.
А потом они вызвали Ронни.
— Я протестую, ваша честь! — мгновенно отреагировал адвокат. — Это немыслимо!
— Прошу ознакомиться, ваша честь, — подошел к судье прокурор. — Вот постановление окружного суда о лишении Нэнси Дженкинс всех прав материнства. А разрешение второго родителя — мистера Дженкинса мы получили.
Зал охнул, а Нэнси в одну секунду словно разбил паралич. Она сидела и только бессильно шевелила ртом, как рыба, выброшенная на берег, не в силах ни что-то сказать, ни даже понять, что здесь происходит!
Но зал постепенно затих, а судья надел очки и начал внимательно вчитываться в текст постановления окружного суда. Он определенно понимал, что решение вынесено в нарушение всех процессуальных норм и вдребезги рассыплется при первой же серьезной юридической оценке суда вышестоящего. Но он знал и другое: за этим решением стоят о-очень могущественные силы.
— Вы уверены, что эти показания необходимы? — наклонив голову, глянул он из-под очков на прокурора.
— Более чем, — твердо кивнул тот.
Едва отошедшая от шока Нэнси превратилась в слух. Она категорически не представляла, что может сказать о ней Рональд в пользу обвинения. Она просто не понимала, зачем весь этот цирк, если и так, уже все ясно! Но потом вышел Рональд, и она поняла, что не знала о своем сыне ровным счетом ничего.
— Вы сами-то уверены, что ваши показания так важны, молодой человек? — вопреки регламенту первым поинтересовался судья.
Рональд кивнул.
— Тогда прошу, — кивнул прокурору судья. — Начинайте.
Нэнси вжалась в стул.
— Расскажи, Рональд, каким образом ваш телевизор оказался на помойке, — тихо попросил прокурор.
Нэнси обмерла.
— Мама в него стреляла, — низко опустив голову, тоненьким слабым голосом произнес Ронни.
Зал охнул.
— А почему она в него стреляла? — почти ласково поинтересовался прокурор. — Ты можешь объяснить?
Ронни замотал головой.
— Я не знаю, почему… я в тот день сдал все тесты на отлично, и у нее… — Ронни напрягся и все-таки выговорил заученное: — У нее не было оснований… сердиться. А потом она подошла — вот так, — показал он, — со спины и выстрелила в телик из своей «беретты».
116 
