Особенно,... 
136 
— Хорошо отцу приказания давать — «разыщите, потрясите»… А где нам его искать, инвалида? А найдем, что с ним делать?
— Во-во. Да и не мог он ничего подменить — у него же ноги не ходят! — согласно кивнул Толик.
— Зато у нас ходят — весь день по городу туда-сюда. И все без толку, — угрюмо продолжал Жора, как вдруг привлекшая его внимание танцующая пара на площадке показалась до боли знакомой. Не отводя глаз, Жора толкнул брата:
— Смотри! Вот тебе и инвалид…
Братья оба уставились на танцующую пару.
Когда танец закончился, Жора мрачно повернулся к Толе.
— Хорош инвалид! Вон, как выплясывает! Прав был отец — не прост этот паренек, вполне брюлики у него могут оказаться. Может, он и не инвалид вовсе, а притворяется, а, Толик?
Но Толик молчал, и его взгляд, устремленный на Машу, был полон боли и ревности. Поникший, он развернулся, чтобы уйти. Жора схватил его за руку.
— Эй, ты куда? У нас же дело.
— Не хочу я никаких дел, — печально отмахнулся брат.
— Хочешь, не хочешь — это сейчас без разницы. У нас задание, и мы его выполним, понял? Вычислим этого инвалида и вытрясем из него всю правду!
— Не хочу, — обреченно твердил Толя.
— Ну что ты заладил? Неужели не хочешь его, гада, сгрести за шкирку и встряхнуть как следует? После того, как он с твоей девкой выплясывал? — подзуживал его Жора. Толя поднял на него глаза.
— Хочу!
— То-то же. Узнаем, где бриллианты, и делай с ним потом что хочешь. А сейчас давай, возьми себя в руки — и за дело!
Толик сдался и кивнул брату.
А Маша и Алеша, ни о чем не подозревая, стояли, обнявшись, у эстрады.
— Благодарю за танец. Сто лет не танцевала, да еще с таким прекрасным партнером! — улыбнулась Маша. Алеша был счастлив.
— Это тебе спасибо, Маша. Ты просто возвращаешь меня к жизни. Может, еще один вальс?
— Я думаю, не стоит, Алеша. Мне кажется, тебе надо отдохнуть.
При этих словах Алеша устало покачнулся и, опираясь на Машино плечо, согласно кивнул.
— Да, наверное, ты права. Что-то я устал. А завтра? Мы ведь будем танцевать завтра?
— Конечно. Теперь хоть каждый день! — весело согласилась она.
— Спасибо тебе, Маша. Я так счастлив… — и Алеша сел в коляску. Молодые люди шли по аллеям, а за ними неотступно следили две пары глаз: Жора и Толик не собирались терять их из виду.
* * *
Буравин яростно швырял свои вещи в стоящий на кушетке чемодан. Стоя в дверях, Таисия наблюдала за ним с растерянностью и испугом.
— Витя, что ты делаешь? — жалобно спросила она.
— Я собираю вещи, — холодно ответил он.
— Но почему? Объясни!
— Ты решила положить всему конец, и я тебе помогу в этом. Я ухожу. После того, что ты сделала… после твоего письма… я не могу оставаться.
— Но я не этого добивалась! — заплакала Таисия. Буравин жестко продолжал:
— Ты опозорила меня перед Самойловым. Ты испортила наши с тобой отношения. Ты разрушила все!
— Но это был вынужденный шаг, пойми меня! — умоляюще посмотрела на него жена.
— Мой уход — тоже вынужденный шаг. Я давно предлагаю тебе перестать друг друга мучить и разойтись.
— Я хотела как лучше, — растерянно пробормотала Таисия.
— Ты слишком далеко зашла в своем желании сделать лучше! Ты перешла черту! Этого я тебе не прощу! — И, подхватив чемодан, Буравин направился к выходу. Таисия бросилась за ним.
— Витя, не уходи! Прости меня!
— Тая, прекрати истерику, это бессмысленно. Я не изменю своего решения. Пропусти! — жестко потребовал он.
— Нет! — Таисия стала перед ним, закрывая собой" дверь. Буравин устало вздохнул.
— Мне совершенно не хочется применять силу. Но поверь, если ты не отойдешь, я это сделаю.
— Неужели ты поднимешь на меня руку? — отшатнулась Таисия.
— Если ты не оставишь мне другого выбора.
— Я не могу тебя вот так отпустить! — и она, цепляясь за него, сползла на колени. — Ну пожалуйста, останься… Пожалуйста… Неужели тебе нравится смотреть, как я унижаюсь?
Буравин поморщился.
— Я прошу тебя, не устраивай сцену. Ну что за мелодрама, в самом деле? — и он рывком поднял ее на ноги. — Как тебе не стыдно так унижаться? Прекрати немедленно!
— Мне все равно, я готова унижаться, только не бросай меня! — сквозь слезы воскликнула Таисия.
— Мне противно тебя слушать. Тебе меня все равно не удержать, — холодно ответил Буравин.
— Подумай хотя бы о нашей дочери! Что я скажу ей, как объясню, где ее отец?
136 
