Особенно,... 
80 
Френкель интересуется не только анализом крови и графиком изменения температуры больного, но также его настроением, мыслями, мировоззрением. Встреча талантливого врача с пациентоминтеллектуалом, одаренным глубокой чувственностью и утонченным воображением, становится событием для обоих, между ними рождается взаимное доверие. Наблюдая за состоянием Гессе, выслушивая, расспрашивая, анализируя, Френкель приходит к выводу, что невроз писателя является источником силы, которая питает его ум и воображение. Нужно лишь избавиться от негативного опыта. Гессе не был обязан своим исцелением ни прогулкам в еловом лесу, где под ногами росли плакуны и наперстянки, ни даже отдыху. Это случилось благодаря тому, что он искал, по совету психолога, силы для выздоровления в глубинах своей души.
Почувствовав себя лучще, Гессе отправляется по делам в Гослар и Брем, но на обратном пути во Франкфурте-на-Майне у него обостряется аппендицит. Возбужденный хлороформом, он смеется над своими несчастьями и обменивается с Финком ироничными письмами: «Дорогой Югель, в первый раз я отправился к настоящему писсуару, вместо того чтобы воспользоваться ужасной стеклянной бутылкой». Проведя шесть месяцев вдали от дома, он считает себя готовым к любой работе, к любой битве.
Но увы: нет больше друга и идейного вдохновителя Европейского издательского общества: Альберт Ланген умер. Его не стало в последний день апреля — ему было всего сорок лет. Кроме общих литературных пристрастий с мюнихским издателем Гессе сближала общность убеждений. Незадолго до смерти Ланген хотел издавать на французском «Симплициссимус», но его обвинили в том, что он решил торговать национальным достоянием Германии. С его уходом не должна была утихнуть борьба за идеи пацифизма, собравшая под свои знамена журналистов и политиков-парламентариев. Ситуация требовала от писателя из Гайенхофена новых усилий: рецензирование дюжины книг в неделю представляло собой тяжелый труд, не говоря уже о том, что одной подписи Гессе под статьей было достаточно, чтобы развязать полемику.
В 1910 году Герман и Мия отправились в длинный пеший поход через кантон Аппензель. Вероятно, они оставили детей у Финков или с няней. Этот внезапный отъезд трудно объяснить: вряд ли они хотели повторить медовый месяц — скорее просто нуждались в покое.
В этот же период внезапно испортились отношения между Гессе и Фишером, возмутившимся тем, что тот, кого он считал своим питомцем, доверил «Гертруду» издательскому дому Лангена в Мюнихе. Контракт обязывал писателя предоставить Фишеру три из четырех будущих произведений. Герман продемонстрировал в письме уважение к этому обязательству и, в сущности, не так уж был и виноват. Но уязвленный Фишер отреагировал так возмущенно, что 29 января 1910 года Гессе должен был ему категорично ответить: «Я не могу более терпеть подобный тон, которым вы даете понять, что делаете мне одолжение, и я должен быть признателен. Если вы мной недовольны и не хотите меня оставить в покое, я буду исходить лишь из коммерческих соображений и утверждать, что выполнил все пункты контракта с вами…». Фишер прекратил полемику.
Весной, когда начали распускаться первые листочки и мальчишки выбегали на улицу поиграть, в отношениях супругов началась совершенно инфернальная чехарда, не дававшая обоим ни мгновения передышки. В мае он уезжает в Баденвейлер в надежде успокоить головные боли; в июне она отправляется с детьми путешествовать. Едва она возвращается, как он быстро собирается и едет в Мантую и лишь 16 ноября оказывается под старым вязом в Гайенхофене со своими сыновьями, которые «чувствуют себя хорошо, только сильно шумят». Маленький Хайнер уже немного говорит. Старший Бутзи всем докучает. «Недавно он кинул камень прямо в голову малышу, — пишет возмущенный отец, поставив ему приличную шишку, а потом утверждал, что это ветер подул на камень. Я остро чувствую свою неспособность к роли воспитателя». Он обожает своих детей и отказывается их ругать и наказывать. Лишь они в Гайенхофене приносят ему ощущение радости жизни. И несмотря на это, едва возвращается их мать, как отец отправляется в Базель, Гейдельберг и дальше в надежде провести часть зимы в Мюнихе.
Гессе не хочет отказываться ни от своих детей, ни от своего дома, ни от своего сада, ни от Мии, но надеется «бесконечными путешествиями» улучшить свое настроение. Ему «необходимы другая атмосфера, общение с родными по духу людьми, открытость миру». Психологи подобные действия называют «бегством». «И, разумеется, так оно и есть», — скажет он. Мию же в равной мере мучили ностальгия по городской жизни и желание возобновить музыкальную карьеру.
80 
