– А когда еще?
Я протянул ему телефон и черную записную книжечку, куда Баба записывал номера телефонов земляков.
Баба разыскал телефон Тахери. Набрал номер. Прижал трубку к уху.
Сердце у меня так и прыгало.
– Джамиля-джан? Салям алейкум. – Баба представился. – Значительно лучше, спасибо.
Благодарю вас, что зашли меня проведать. – Баба немножко помолчал. Кивнул. – Я этого не забуду. Генерал-сагиб дома? (Пауза.) Спасибо.
Баба бросил на меня косой взгляд. Ни с того ни с сего меня стал разбирать смех. Я сунул себе в рот кулак, только бы не прыснуть.
– Генерал-сагиб, салям алейкум. Да, мне куда лучше. Вы так любезны. Я звоню, чтобы спросить, сможете ли вы и ханум Тахери принять меня у себя завтра? У меня почетное поручение… Да… Одиннадцать часов подойдет. До свидания. Хода хафез.
Он повесил трубку, и мы с ним уставились друг на друга. Сдерживаемый мною смех наконец прорвался наружу. Баба расхохотался вслед за мной.
Смоченные волосы Баба зачесал назад. Я помог ему надеть белую рубашку и повязал галстук, воротничок болтался на исхудавшей шее, вдруг сделавшись велик сразу дюйма на два. Сердце у меня сжалось – одной ногой отец уже стоял в могиле. Как пусто будет в мире без него… Нет, прочь эти мысли. Ведь Баба еще жив. И день сегодня такой радостный, не надо его омрачать.
Парадный коричневый костюм висел на отце как на вешалке – мне пришлось закатать у пиджака рукава, чтобы это не так бросалось в глаза. Шнурки на ботинках тоже завязывал я.
Генерал с женой и дочерью жил в одном из «афганских» районов Фримонта. Дом их был невысокий, одноэтажный, с эркерами и двускатной крышей. Крыльцо украшали горшки с геранью. Во дворе стоял серый микроавтобус.
Я помог Бабе выбраться из «форда» и опять уселся за руль. Баба наклонился ко мне:
– Будь дома. Я позвоню через часик.
– Хорошо. Удачи тебе. Баба улыбнулся.
В зеркало заднего вида я наблюдал, как он неуверенной походкой ковыляет к крыльцу. Он шел выполнять отцовский долг. Последний.
В ожидании звонка я мерял шагами квартиру. Пятнадцать шагов в длину, десять с половиной в ширину.
А что, если генерал откажет? Если я ему не нравлюсь?
Комната – кухня. Комната – кухня. Сколько там на часах микроволновки? Долго еще ждать?
Телефон зазвонил около двенадцати. У аппарата был Баба.
– Ну, что?
– Генерал согласен.
Я облегченно вздохнул. Руки у меня тряслись.
– Слава богу!
– Но Сорая-джан пока у себя в комнате. Она хочет сперва поговорить с тобой.
– Я готов.
Баба кому-то что-то сказал. Послышался легкий щелчок.
– Амир? – Голос Сораи.
– Салям.
– Отец согласен.
– Знаю. – Я улыбался и потирал руки. – Я так счастлив. У меня просто нет слов.
– Я тоже счастлива, Амир. Не верится, что все это… на самом деле.
– Мне тоже.
– Только знаешь… Мне надо тебе рассказать что-то очень важное. Прямо сейчас.
– Это все не имеет никакого значения.
– Ты должен знать. Не годится, чтобы мы начинали с тайн. Будет лучше, если ты узнаешь обо всем от меня.
– Если тебе так легче, говори. Но это ничего не изменит.
Сорая помолчала.
– Когда мы жили в Вирджинии, я сбежала из дома с одним афганцем. Мне было восемнадцать… глупый бунт… а он сидел на наркотиках… Почти месяц мы прожили вместе. Мы были на языках у всех афганцев в Вирджинии. Падар в конце концов разыскал меня… Явился к нам и забрал меня домой. Я устроила истерику. Визжала. Рыдала. Кричала, что ненавижу его… Но когда я вернулась в семью… – Сорая всхлипнула, отложила трубку и высморкалась. – Извини. – В ее голосе появилась хрипотца. – Оказалось, у мамы был удар, парализовало правую сторону лица… Меня так мучила совесть. Она-то чем была виновата? Вскоре после этого наша семья переехала в Калифорнию.
Сорая смолкла.
– И какие у тебя теперь отношения с отцом? – спросил я.
– Мы с ним не во всем сходимся, впрочем, у нас всегда были некоторые разногласия… Но я благодарна ему за то, что он не дал мне погибнуть, спас меня. – Сорая снова примолкла. – Ты расстроился?
– Немножко. Лгать я ей не мог.
Конечно, моя мужская гордость, ифтихар, была уязвлена: в ее жизни уже был мужчина, а я еще не ложился с женщиной. Но ведь прежде, чем попросить Бабу идти свататься, я столько раз обдумывал все это… И ответ мой был неизменен: я не вправе никого осуждать за грехи прошлого.
– Ты не передумал жениться на мне?
– Нет, Сорая. У меня и в мыслях не было. Я хочу взять тебя в жены.