Особенно,... 
63 
– Тогда, после смерти отца, я не успел тебе сказать, только я уже пятнадцать лет как женат.
А Баба забыл сообщить об этом лучшему другу. Когда метастазы перекинулись в мозг, у него стало нехорошо с памятью.
– Женат? На ком?
– Ее зовут Сорая Тахери.
Беспокоится обо мне, наверное. Хорошо хоть, она сейчас не одна.
– Тахери… Кто ее отец?
Я сказал. Лицо у Рахим-хана прояснилось.
– Ну да. Теперь я вспомнил. Кнерал Тахери женился на сестре Шариф-джана. Как ее звали…
– Джамиля-джан.
– Бали! Я знал Шариф-джана по Кабулу. Давным-давно, еще до его отъезда в Америку.
– Он долгие годы работает в службе иммиграции, помог многим афганцам.
– А у вас с Сораей дети есть?
– Нет.
– Извини.
Рахим-хан отхлебнул чаю и больше не задавал вопросов на эту тему. Он был очень чуткий и тактичный человек.
Я рассказал ему о Бабе, о его работе, о поездках на толкучку, о его смиренной кончине. Рассказал о своей учебе в колледже и университете, о своих книгах – я уже мог похвастаться четырьмя опубликованными романами. Рахим-хан улыбнулся:
– Я в этом никогда не сомневался.
– Свои первые рассказы я записывал в коричневый блокнот, который ты мне подарил.
– Не помню блокнота, – медленно ответил Рахим-хан.
Разговор неизбежно свернул на движение Талибан[32], дорвавшееся до власти в Афганистане.
– Вф действительно так плохо, как говорят? – спросил я.
– Куда хуже, – ответил Рахим-хан. – Они не считают тебя за человека. – Он указал на шрам у себя над правой бровью: – Это я сходил на стадион «Гази» на футбольный матч. Кабул играл с Мазари-Шарифом, по-моему. Футболистам, кстати, запретили выступать в трусах, чтобы не оскорбляли нравственность. – Рахим-хан горько усмехнулся. – В общем, Кабул забил гол, и сидящий рядом со мной человек громко закричал от радости. Тут же явился страж порядка с лицом, заросшим щетиной (мальчишка еще, на вид лет восемнадцать), и стукнул меня по голове прикладом своего Калашникова. «Еще раз заорешь, я тебе язык вырву, старый осел!» – Рахим-хан потер шрам узловатым пальцем. – Я в деды ему годился! Кровь заливала мне лицо, а я еще извинялся перед этим собачьим сыном!
Я налил ему чаю, и Рахим-хан рассказал мне еще кое-что. О многом я уже слышал раньше.
По договоренности с Бабой он с 1981 года жил в нашем доме – незадолго до того, как мы бежали из Кабула, Баба «продал» ему особняк. Отец считал, что лихолетье в Афганистане рано или поздно закончится и все вернется – и пиры, и пикники. А пока Рахим-хан присмотрит за домом.
Мой старый друг рассказал, что во время пребывания в Кабуле в 1992—1996 годах войск Объединенного исламского национального фронта спасения Афганистана (Северного альянса) за каждой группировкой числился свой район.
– Если ты отправился в Шаринау из Карте-Парвана купить ковер, тебя мог застрелить снайпер или разорвать на части снаряд. И это еще если ты благополучно прошел через все блокпосты. Для того чтобы попасть из одного округа в другой, требовалась чуть ли не виза. Все попрятались по домам и молились только, чтобы в жилище не угодила ракета. Люди делали проломы в стенах, чтобы перейти с улицы на улицу, минуя опасные места. Даже рыли туннели под землей.
– Почему же ты не уехал? – с недоумением спросил я.
– Кабул – мой дом, – усмехнулся Рахим-хан. – Помнишь улицу, которая вела к казармам и школе «Истикляль»?
– Да.
Это была кратчайшая дорога к школе. Как-то мы с Хасаном напоролись у казарм на солдата, который принялся оскорблять его мать. Хасан потом плакал в кино, и я обнимал его за плечи.
– Когда Талибан вышиб Альянс из Кабула, я вместе с другими танцевал на этой улице. Танцующих было много, поверь мне. Все приветствовали войска Талибана, забирались на танки, фотографировались. Людям до того надоела война, вечная стрельба на улицах, взрывы, молодчики Гульбеддина[33], открывающие огонь по всему, что движется… Альянс принес Кабулу больше разрушений, чем шурави. Кстати, знаешь ли ты, что приют для сирот, выстроенный твоим отцом, превращен в развалины?
– Но почему? – поразился я. – Зачем им понадобилось разрушать детский приют?
Вот я сижу рядом с Бабой на торжественном открытии, ветер сдувает с его головы каракулевую шапку, все смеются, а потом, когда он заканчивает свою речь, встают и долго аплодируют… Теперь дом превращен в кучу щебня. А ведь Баба тратил деньги, потел над чертежами, безвылазно торчал на стройплощадке, чтобы каждый кирпич, каждая балка были уложены как надо…
32
Талибан – исламистское движение, пришедшее к власти в 1996 году. Оно зародилось в городе Кандагаре в первой половине 1990-х годов. По официальной версии, мулла Мохамад Омар (бывший моджахед, потерявший глаз на советско-афганской войне, присвоивший себе духовный титул наместника пророка) собрал небольшую группу радикально настроенных исламских студентов – «учеников Аллаха» – и повел их в бой за очищение ислама и установление богоугодной власти на территории страны. Слово «талиб» как раз и означает «ученик».
33
Гульбеддин Хекматияр – один из самых непримиримых афганских моджахедов, во времена советско-афганской войны его группировку финансировало и вооружало ЦРУ Хекматияр исполнял две функции: вооруженное противостояние советским войскам и поддержка формирований моджахедов за счет производства наркотиков. Именно Хекматияр был одним из тех, кто в 90-е годы превратил Афганистан в мировой центр производства героина. После вывода из Афганистана советских войск и свержения тогдашнего премьера Наджибуллы Хекматияр стал на какое-то время премьер-министром Афганистана. В 1994 году, когда Хекматияр вел бои за контроль над Кабулом, в городе в результате артобстрелов погибло более четырех тысяч человек. Когда в 1996 году в Кабул вошли талибы, он бежал в Иран, откуда был выдворен в 2002 году как персона нон-грата после того, как перешел на сторону талибов и стал призывать к войне с новым афганским правительством и американскими войсками. Наряду с Усамой Бен Ладеном, Гульбеддин Хекматияр является одним из самых разыскиваемых террористов.
63 
