Особенно,... 
79 
– К сожалению, я никогда его не видел.
– Эй, дружок, ты бы хоть на фото посмотрел, – вмешался Фарид. – А то неудобно получается.
– Пожалуйста, – добавил я.
Человечек взял у меня фотографию и поднес поближе к глазам.
– Извините. Я знаю в лицо каждого воспитанника, но этот ребенок мне незнаком. Простите, у меня масса дел.
И он захлопнул калитку и задвинул засов. Я забарабанил в дверь:
– Ага! Ага, прошу тебя, открой. Мы не сделаем ему ничего плохого.
– Я же сказал вам, его здесь нет, – последовал ответ. – Сделайте милость, уходите.
– Дружок, мы не талибы, – негромко, но отчетливо произнес Фарид. – Мы хотим забрать мальчика в безопасное место.
– Я приехал из Пешавара, – убеждал я. – Мой друг знаком с американцами, у которых приют для детей-сирот.
Человечек стоял за калиткой и слушал, это точно. Колебался, что ли?
– Я дружил с отцом Сохраба, – распинался я. – Его звали Хасан. Имя матери мальчика – Фарзана. Свою бабушку он называл Саса. Он умеет читать и писать. И он хорошо стреляет из рогатки. Ага, есть надежда вытащить мальчика из этого кошмара. Прошу вас, откройте.
Тишина.
– Я – его дядя.
Заскрежетал засов, калитка приоткрылась. Черные глаза смотрели то на меня, то на Фарида.
– Вы ошиблись только в одном.
– В чем же это?
– По части рогатки он настоящий мастер. С ней он неразлучен. Рогатка всегда у него за поясом.
– Заман, директор детского дома, – представился человечек. – Прошу в мой кабинет.
Мы прошли сквозь толпу босоногих детишек, сгрудившихся в темном замызганном коридоре, миновали ряд комнат с земляным полом, едва прикрытым вытертыми коврами. Окна были заслонены кусками пластика вместо занавесок, плотными рядами стояли голые железные кровати, часто даже без тюфяков.
– Сколько сирот здесь живет? – спросил Фарид.
– Около двухсот пятидесяти. Куда больше, чем мы можем принять. Но они не все сироты. Многие остались без отца, а матерям нечем их кормить, ведь талибы запрещают им работать. И они приводят детей сюда. Со всей округи. – Он печально развел руками. – Здесь лучше, чем на улице, но ненамного. Это ведь нежилое здание – здесь когда-то был склад ковров. Водогрея нет, и колодец высох. – Директор понизил голос: – Сколько раз я просил у талибов денег, чтобы выкопать новый колодец! А они и не почесались. Только теребят свои четки и бормочут, что у них нет средств. Нету – и все.
Заман указал на длинные ряды кроватей:
– Нам не хватает коек и не хватает тюфяков. Хуже того, у нас и одеял мало. – Директор показал пальцем на девочку, которая вместе с двумя другими прыгала через скакалку. – Видите ее? Прошлой зимой мы укрывали несколько детей одним одеялом. Ее брат простудился и умер.
Мы шли по бесконечному коридору.
– По моим подсчетам, риса нам и на месяц не хватит. Когда запасы иссякнут, дети будут питаться одним чаем и хлебом. На завтрак и ужин.
Об обеде, как я понял, и речь не заходила. Директор внезапно остановился и повернулся к нам лицом:
– Здесь очень мало места, почти нет еды, нет белья, одежды, нет чистой воды. Зато детишек, лишенных детства, в изобилии. И им еще повезло, вот ведь в чем весь ужас. Детский дом переполнен. Каждый день мне приходится отказывать матерям. – Он сделал шажок в мою сторону. – Так, говорите, для Сохраба есть надежда? Дай-то Бог! Только… не слишком ли поздно?
– То есть как?
Глаза у Замана забегали.
– Ступайте за мной.
Четыре голые потрескавшиеся стены, циновка на полу, стол и два складных стула – вот вам и весь директорский кабинет. Стоило нам с Заманом сесть, как из дыры в стене выскочила серая крыса и потрусила к открытой двери. Я даже ноги поджал.
– Что значит «слишком поздно»?
– Не хотите ли чаю? Я сейчас заварю.
– Нет, спасибо. Лучше поговорим. Не до угощений.
Заман скрестил руки на груди.
– Должен сказать вам нечто крайне неприятное. Не говоря уже о связанных с этим опасностях.
– И кто окажется в опасности?
– Вы. Я. И разумеется, Сохраб. Если еще не поздно.
– Да в чем дело, наконец?
– Сперва я задам вам вопрос. Вам очень нужно разыскать племянника?
С уличными мальчишками Хасан всегда дрался за меня, один против двух, а то и трех. А я топтался рядом в нерешительности: и хотелось, и кололось…
В темном коридоре за открытой дверью дети, собравшись в круг, пустились в пляс. Девочка с ампутированной ниже колена ногой, сидя на тюфяке, смотрела на них и улыбалась, а дети шлепали по ее ладошкам… Фарид тоже смотрел на танцующих, его изуродованная рука дрожала. Мне вспомнились мальчики Вахида, и я понял, что не уеду из Афганистана без Сохраба.
79 
