Он продержался целую минуту. Потом еще секунд двадцать. Затем еще пять. Еще две. Одну… И наконец, шедший вровень с ним джип резко сдал вправо, ударил «жигуля» в бок, и руль вырвался из рук священника, а сам он, кувыркаясь вместе с машиной, полетел в тартарары…
* * *
Машина встала на колеса. Отец Василий со стоном ощупал разбитый лоб. Голова в крови. «Хрен с ней! – подумал он. – Почему машина заглохла?!» Принялся щупать провода и в этот самый миг боковое стекло с жалобным стоном вылетело, а в окне появился подсвеченный сбоку чужими фарами короткий автоматный ствол.
– Спокойно, батюшка, не дергайся! – услышал он голос начальника охраны Игоря Васильевича. – Где босс?
– На заднем сиденье, – выдавил священник.
Сзади заскрипела дверца, и отец Василий машинально подумал, что от удара наверняка повело весь корпус, и теперь его хрен кто выправит, и вообще машине каюк…
– Хозяин! Как вы? Хозяин! Очнитесь!
– Мертвый он, – тихо отозвался вместо Хозяина костолицый.
– Кто его? – сглотнул начальник охраны. – Ты?
– Нет. Сам.
Священник оторопело обернулся и глянул на заднее сиденье. В свете фар двух джипов лицо Хозяина было отчетливо видно, и так же отчетливо было видно, что он мертв. Уж покойников-то отец Василий повидал…
– Че там, Игорь Васильич?! – засуетились толпящиеся сзади своего начальника охранники. – Чо там? Живой?
– Цыц! – приказал начальник охраны. – Всем сдать назад!
Захрустели по снегу несколько пар сапог, замелькали тени, и все смолкли.
– Как это сам? Может, в аварии? – переспросил начальник.
– Нет. Он еще до того сердце остановил, – серьезно ответил костолицый. – Я это видел.
– Зачем? – удивился начальник охраны; похоже, сам вопрос, а может ли Хозяин остановить себе сердце, сомнению не подвергался вовсе.
– К чекистам не хотел попасть…
Начальник охраны задумался.
– Че там, Игорь Николаевич? – подошел один из охранников. – Может, «Скорую» или ментов?
– Назад! Всем назад, я сказал!!! – cтрашно заорал начальник охраны.
Охранники испуганно отступили еще дальше.
– Ну, что будешь делать, Игорь Васильевич? – ровно, по-свойски поинтересовался костолицый.
– Не знаю, Боря, – покачал головой начальник хозяйской охраны. – Надо подумать. Надеюсь, ты насчет чекистов пошутил?
– Какая теперь разница? – усмехнулся костолицый. – Шутил – не шутил… У тебя на руках труп, ты и думай.
Отец Василий обомлел от такой наглости. До этой секунды он наивно полагал, что это У НИХ на руках труп. Но, кажется, Боря знал, что говорил…
– Ладно… – тяжело вздохнул начальник охраны. – Я с этим разберусь… Надеюсь, что больше тебя не увижу. – Он повернулся к своим подчиненным. – Скачков, Рябина! Ко мне!
– И я надеюсь, – абсолютно серьезно ответил костолицый, дождался, пока труп Хозяина вытащат из машины, и хлопнул отчаянно заскрежетавшей дверцей. – Ну, что там у нас, поп? Едем или как?
* * *
Машина завелась и даже тронулась. Метров через тридцать они выбрались из кювета, и священник проехал еще километра полтора, пока не понял, что больше не может: руки тряслись, а перед глазами плавали огненные круги.
– Как ты, Боря? – кинул он назад. – Повести сможешь?
– Нет, братишка, извини, – слабо откликнулся костолицый. – Мне что-то не по себе…
– Исповедаться тебе надо, Борис, – серьезно посоветовал священник. – Очиститься перед господом.
– А ты мою исповедь примешь? – так же серьезно спросил костолицый.
Отец Василий почувствовал, как по его телу пробежала дрожь – то ли от чудовищной усталости, то ли от этого нежданного вопроса.
– Приму, Боря, – кивнул он.
– Тогда тормози.
* * *
Все это было совсем не по правилам. Но отец Василий знал: не всегда правила отражают суть происходящего; порой то, что происходит в жизни, куда важнее всяких правил. Он довел «жигуленок» до маленького мостка через мелкую то ли речушку, то ли просто лужу и съехал с дороги. В глазах давно уже все плыло. Он разъединил провода, с трудом открыл дверцу и вышел наружу.
Под ногами чавкала обтаявшая на солнце да так и не успевшая смерзнуться земля, в небе драгоценными камнями сияли звезды.
– Выходи, Боря, – позвал он. – Постой под звездами…
Костолицый не отвечал.
– Боря! – встревожился отец Василий. – Как ты?
– Ни-че-го… – слабо откликнулся костолицый. – Да-вай, поп, быстре-е…
Священник ухватился за дверцу и распахнул ее. Он едва видел лицо костолицего, но чувствовал: ему по-настоящему плохо. Он придвинул Бориса поближе к выходу, чтобы мартовский ветерок обвевал его лицо, быстро, глотая слова принялся читать тропари, иерейские молитвы и наконец произнес последнее: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…»