32 
Собравшиеся вокруг них зэки оживленно подбадривали дерущихся.
– Дави его, Бармалей…
– Навали щенку, чтобы не гавкал на старших…
– Ну-ка, Вован, начисть жопу этому беспредельщику…
Бармалей сплюнул на пол и ринулся на Владимира.
– Щас я тебе…
Он не договорил, так как Полунин в прыжке ударил его ногой в солнечное сплетение. Бармалей издал звук, похожий на рвотный, схватился руками за живот и наклонился, выпучив на Полунина широко раскрытые глаза. Но Владимир не остановился, ненависть кипела в нем, и он продолжил атаку, правым боковым ударом буквально всадив кулак в челюсть врага.
Рожа Бармалея скривилась от удара, при этом его слегка развернуло. Глаза его остекленели и смотрели совершенно бессмысленно. Но он не упал, широко расставив ноги и согнувшись при этом, он так и продолжал стоять, весь раскоряченный и раскачивающийся из стороны в сторону.
Полунин обошел его сзади и что есть силы нанес удар Бармалею между ног. Гортанный звук, изданный Бармалеем, заглушил вопли болельщиков. Колени его непроизвольно свелись вместе, ноги согнулись, и он рухнул на пол.
Полунин стоял над ним, готовый в любой момент ударить снова, если тот хотя бы пошевелится. Ненависть, бушевавшая в душе, пробудила в нем самые звериные и низменные инстинкты. Он готов был даже ударить лежачего, если бы тот проявил хотя бы какие-нибудь признаки агрессии. Сокрушить врага, добить его – это один из законов зоны, позволяющий заявить о себе и поднять свой авторитет.
Но Бармалей не шевелился. Он, скрючившись на полу, лежал без движения, лишь слегка постанывая, с остекленевшими от боли, бессмысленными глазами.
Увлекшись дракой, Владимир ничего не замечал вокруг себя. Не заметил он и того, что публика, обступившая дерущихся, вдруг притихла. Не слышал он и громкого крика одного из заключенных:
– Атас, дубаки!
Две пары рук схватили его почти одновременно сзади. В пылу борьбы Полунин не разглядел, кто это, и стал вырываться. Однако в следующий момент удар по голове оглушил его, но все же из последних сил он умудрился оттолкнуть одного из державших его людей и свободной рукой нанести удар второму. В этот момент новый удар дубинки заставил его пошатнуться, потеряв равновесие.
Сквозь поплывшие перед глазами цветные круги Владимир рассмотрел скривленное от ненависти лицо Шевчука. На Владимира снова навалились двое охранников, подручных Шевчука. Полунин, ослабленный ударами дубинки по голове, не смог, да уже и не пытался оказать сопротивления.
Это дало возможность Шевчуку наносить удары беспрепятственно. Он гвоздил дубинкой до тех пор, пока Полунин не стал в бессознательном состоянии валиться на пол, повиснув на руках охранников.
Прапорщик Шевчук склонился над ним и произнес ядовитым голосом:
– Ну что, пес поганый, ерепениться вздумал? Сейчас ты у меня на всю жизнь запомнишь, как себя в зоне вести полагается!
Он размахнулся ногой и что есть силы ударил носком своего сапога Полунину в живот. Тот потерял сознание и рухнул на пол.
Но трое охранников не остановились на этом. Войдя в раж, они еще долго били Владимира ногами.
Наконец кто-то из зэков заорал:
– Что же вы делаете, суки?! Он же уже никакой.
Опомнившийся Шевчук огляделся по сторонам. Зэки стояли молча и угрюмо глядели на трех изуверов в погонах. Ситуация накалялась и становилась опасной для Шевчука и для его подручных.
– Так, все! Взяли этого щенка и в карцер его. Быстро! – скомандовал Шевчук. – А ты, – он кивнул на Бармалея, который уже пришел в себя и сел на корточки, – сам следом за нами двигай к дежурному по колонии.
– Попробую, – простонал Бармалей, тяжело подымаясь.
Через полчаса Полунин уже лежал в одиночной камере штрафного изолятора, брошенный туда охранниками.
Очнулся он уже ночью. Страшно болела голова и еще сильнее – живот. Вокруг него тут и там слышался тихий шорох. Он скосил взгляд и посмотрел на пол.
Рядом с нарами на задних лапах сидела крупная крыса и, вытянув морду, внимательно смотрела на Полунина, принюхиваясь. По соседству от нее в поисках добычи бегали несколько таких же.
Он попытался приподняться на локте, чтобы шугануть крыс, но это его движение такой болью отдалось в животе и в мозгах, что Полунин снова потерял сознание, распластавшись на нарах.
В таком состоянии его и нашла утренняя смена охранников, один из которых, пожилой капитан, мельком осмотрев его, скомандовал подчиненным:
32 
