Последние отзывы

  53  

– Она, но лечиться в ней не советую, – недовольно ответил Мочилов. – Эти люди ни шиша не понимают в свой профессии. В толк не возьму, за что им деньги платят. У нас бы за такое халатное отношение к обязанностям всех бы поувольняли.

Последнее предложение капитан выкрикнул особенно громко, чтобы за дверьми было слышно. Это словно послужило сигналом: в окне первого этажа появилась знакомая уже нам физиономия. Она отличалась тем, что скука и недовольство в ней резко сменились на жгучее любопытство.

Колпак съехал немного набок, открыв взору окружающих оттопыренное ухо.

– Это не столь страшно, – легкомысленно и в то же время очень мило махнула рукой девушка в белом. – Мой знакомый болеет ветрянкой. Ее может лечить и человек без специального образования.

– Наивное дитя, – тоном старшего и более опытного, много раз обжигавшегося в жизни человека проговорил Глеб Ефимович. – Они и насморка простого излечить не смогут. Дилетанты и шарлатаны, – еще раз крикнул Мочилов.

В окне за физиономией с ухом одна за другой стали появляться и другие личности в белых халатах, посматривали на бастующих с любопытством, но, постояв несколько минут, уставали от однообразного зрелища, скептически хмыкали кто в усы, кто просто так и неспешно возвращались к прерванным делам.

Девушка опять же легкомысленно пожала плечиком и попросила посторониться, чтобы пройти мимо. Внутри здания она как-то сразу сориентировалась, словно бывала здесь с завидной регулярностью, отыскала на стенке длинный список, провела по нему тонким пальчиком, отыскав нужную фамилию, и направилась к лестнице.

* * *

Около палаты номер шесть, в которой, как сказали ребятам, лежал их больной друг, курсанты нерешительно остановились, озадаченно поглядывая друг на друга. Явиться первым перед страждущим Гангой показалось всем трудной задачей. А если он уткнется безутешной своею главой тому в жилетку и придется искать среди скупого мужского лексикона слова утешения? Да где ж их найти, когда тут такое?

– Леха, твои апельсины? – спросил Санек.

– Ну.

– Везет тебе, Леха.

– Почему? – удивился Пешкодралов.

– Так это, вручишь их Федору. Он тебя сразу зауважает, благодарить начнет. Черт, мне бы на твое место, друг.

Лехины щеки порозовели. Парня не смутило даже это странное слово «друг», которым с некоторых пор Зубоскалин его принципиально не называл. Смикитив, к чему клонит Дирол, Утконесовы поддакнули:

– Завидуем мы тебе, Леха.

Пешкодралову самому показалось, что он себе немного, самую малость, завидует. Незаметно для него пакет с пятью килограммами апельсинов оказался в растерянных руках, дверь в палату отворилась, и несколько пар рук втолкнули его в тоскливую, крашенную зеленым и пахнущую лекарствами палату.

Леха сразу увидел его и закусил губу, чтобы сдержать возглас сострадания.

Среди белого постельного белья, освещаемый тускло-желтым электрическим светом, курсант увидел своего товарища с блуждающей, странной улыбкой на лице. Ужасные прыщи почернели, выделяясь широкими, неровными пятнами, отливая, как крыло у ворона, зеленым. Не знал Леха, что зеленка на темной коже сама становится чернее.

– Ничего себе, – присвистнул Кулапудов. – странно у тебя сифилис развивается. Чтобы до черных фурункулов доходило – это я первый раз вижу.

Тут Ганга открыл рот с явным намерением что-то сказать, но друзья не дали.

– Ты, Федя, только не дрейфь, и не из таких передряг выбирались.

Ничего, прорвемся, – поспешил предотвратить плачевные излияния больного Зубоскалин. Он никогда не мог переносить слезливых сцен и всегда старался подрезать их на корню, чего бы ему это ни стоило.

Федор широко улыбнулся и сделал вторую попытку что-то передать друзьям.

– А действительно, Ганга, чего это ты так раскис? – поддержал товарища Кулапудов. – Болезнь знакомая, не смертельная, оглянуться не успеешь, как на ногах окажешься.

– Еще бы! – поддакнул Антон, еле скрывая жалостливые нотки в голосе. – Я вот однажды желтухой болел, думал, конец мой пришел...

Словно по негласному соглашению парни один за другим стали вспоминать случаи из собственной жизни, когда им приходилось практически смотреть в лицо смерти, сражаясь с тяжелыми недугами, но которые они стойко преодолели, приведя тем самым в изумление врачей, народных целительниц и бабок-повитух, которые опустили руки, не надеясь поставить на ноги тяжелобольного. Радостно растянутые губы Ганги по мере прослушивания «ободряющих» историй потихоньку опадали, кончики их спускались вниз, вызывая на лице страдальческую мину. Непроизвольно стала подергиваться жилка у виска, а правая рука, лежащая поверх одеяла, судорожно сжала уголок пододеяльника. – ...и вот когда гнойник прорвало и дурно пахнущая желтая жижа потекла по телу широкой струей... – увлеченно рассказывал Андрей, показывая наглядно на брате все подробности заболевания.

  53