– А можно нескромный вопрос: как вы работаете? – Дирол сам не заметил, что перешел на «вы».
– Чего ж? Секретов нет. Место у нас есть свое. Становимся там и ждем, высматриваем, кто проходит мимо. Иные и не раз на дню заглянут.
А бывают такие добрые, щедрые. Здоровья пожелают.
– И много их таких? – все больше квадратил глаза Дирол.
– Так почитай с сотню за день переменяется.
Санек почувствовал, как медленно сползает с кресла, но ничего с этим поделать не может.
– И вы не устаете?
– Да как же, сынок, годы берут свое. Старые уже стали. Домой-то когда приходишь, ноги так и гудят да спину ломит.
Зубоскалин отер холодный лоб. Спину ей ломит! Он бы и до дому доплестись не смог, прямо на рабочем месте и умер бы.
– А вот и смена моя пришла, – заметила старушка, выглядывая в окно. – Так бывай, сынок. Если чего – заходи. У церкви я бываю. Понравился ты мне, вежливый больно.
Санек неопределенно кивнул. Что же это он нравится так всем? Прямо поветрие какое-то на любовь к Зубоскалину Александру Александровичу.
Стоп! А как же укладка?
– Бабушка, – крикнул вслед путане парень, – что ж вы прическу не сделали?
– Зачем это мне? – удивилась старушка. – Ни к чему, да и дорого больно.
– Что ж вы здесь сидели?
– Погреться пришла. Церковь, где мы просим подаяние, за углом, вот мы с Филипишной почитай каждые три часа сюда заходим, сидим. Отдохнем, согреемся и опять за работу.
Пенсионерка вышла, а Санек некультурно выругался. Надо же было такого дурака свалять.
Заняв повторно очередь, Дирол постоял еще с пять минут и вошел в зал.
Парикмахерша, молоденькая девушка с неестественным сооружением на голове, обомлела, увидев своего клиента.
– Я дамский специалист, – заметила она. – Вам следует пройти в другую дверь.
– Нет, мне к вам.
Санек встал около кресла перед большим зеркалом, не решаясь садиться на больное место, взял со столика журнал, который пестрел фотографиями женских головок с умопомрачительными прическами, и со знанием дела стал листать. Выбор был огромный. Дирол представить себе не мог, что может быть такое разнообразие.
«Вот чем они нас берут», – заметил про себя парень, невольно любуясь обворожительной брюнеточкой, томно приопустившей веки.
Глаза у курсанта разбежались. Он не знал, что из всего этого многообразия выбрать. Не долистав до середины, Зубоскалин понял, так дело не пойдет.
Он выберет либо все, либо ничего. Захлопнув журнал и громко выдохнув, Санек открыл его на первой попавшейся странице и не глядя ткнул пальцем.
– Эту. И если можно, побыстрее, мне через сорок минут нужно быть на съемках в модельном агентстве. Кстати, не могли бы вы меня постричь так, чтобы я стоял? Понимаете, мне сидеть очень проблемно.
Парикмахерша выронила расческу из рук и как рыба глотнула ртом воздух.
В ее глазах почему-то блеснули слезы, девушка шмыгнула носом и убежала в подсобку. Дирол понять не успел, в чем дело.
Минуту спустя девушка вернулась, но не одна. Она пряталась за спиной дородной и внушительной женщины с восточными чертами. Над верхней губой у нее произрастали черные усы, а большая висячая родинка украшала пухлую щеку. Женщина внушительно остановилась напротив клиента, вставила руки в бока, сконцентрировала в центре и без того сросшиеся брови и густым басом произнесла:
– Что это вы, гражданин, издеваетесь над моими работниками? – У Дирола мурашки по коже пошли от грозного голоса.
Дурковеды по сравнению с этой громилой показались братьями родными, к которым с радостью прямо сейчас готов был убежать Санек, лишь бы не видеть черных усов и тяжелого взгляда толстухи.
– Здесь вам не цирк, чтобы шутки шутить, – еще свирепее сказала женщина и надвинулась на парня, пузом приперев его к стенке.
От столь тесных отношений у Дирола сердце зашлось, выказывая чудеса скоростного биения. – А ну, – усатая провела прием, называемый удар животом, подтолкнув курсанта так, что он отлетел к двери, – топай отсюда, комик несостоявшийся. И не смущай больше моих работниц.
Второй удар откинул парня в фойе и спустил со ступенек. Схождение вниз происходило спиной вперед, и только нежелание еще раз почувствовать нечеловеческую боль ниже поясницы удержало Дирола от позорного падения.
– Тоже мне, – презрительно хмыкнула женщина и захлопнула дверь в женский салон.
Понуро выйдя из парикмахерской, Санек взглянул на ожидавших его друзей глазами побитой собаки и молча покачал головой.