9 
– Эй, ты чего? – весело упирался Воробьев, подозревая меня в очередном розыгрыше.
Но, когда увидел мое встревоженное лицо, сразу понял, что все достаточно серьезно, и сам поспешил завести меня в уголок потемнее.
– Выкладывай, что у тебя стряслось? – озабоченно спросил он.
– Это не у меня стряслось, это у тебя стряслось! Девушке вчера аппендицит вырезал?
– Ну, вырезал.
– Умерла она ночью, ясно?
– Как умерла? – Голубые глаза Николая сделались огромными и полными суеверного ужаса.
– Так – умерла! Внутреннее кровотечение. Головлев говорит, что было что-то неправильно зашито.
– Какого черта! Я что, аппендикс удалить элементарно не сумею! – возмутился Воробьев.
– Наверное, умеешь. Но она-то умерла!
– Слушай, либо я чего-то не понимаю, либо что-то здесь не так, – пробормотал потрясенный Воробьев и в задумчивости сел на подоконник. – Что теперь делать? – растерянно спросил он.
– Что делать – не знаю. Знаю, чего не делать. Не попадайся Штейнбергу на глаза – он тебя съест.
– Съест – не съест... Какая, к черту, теперь разница! – возразил Воробьев и раздраженно пнул батарею ногой. – Девчонку жалко, – сокрушенно продолжал он. – Совсем сопливая была. Симпатичная такая, наивная. Говорит: «Доктор, а это не больно?»
Сентиментальность моего друга была делом привычным и резко выделяла его из среды других врачей, ко всему привыкших и циничных до глубины души. Вдруг Воробьева будто осенило. Он спрыгнул с подоконника и потащил меня по коридору.
– Стой, ты куда? – попытался я замедлить стремительное движение порывистого Николая.
– Пойдем-пойдем! Она в морге, наверное. Должен же я посмотреть, что с ней случилось! Нужно же иметь, чем крыть против всех обвинений!
Мы помчались в морг, стараясь быстрее миновать все людные помещения клиники и никому не попасться на глаза. Спустились в подвал. На пороге морга сидел санитар Фесякин и играл в тетрис. Он на минуту оторвал глаза от игры и недоуменно спросил у запыхавшегося Воробьева:
– Вы куда?
– Туда, – невозмутимо ответил Воробьев, открывая дверь морга.
Фесякину, видимо, этот ответ показался исчерпывающим. Он кивнул головой и снова занялся высокоинтеллектуальной игрой.
Мы довольно долго бродили по моргу, заглядывая во все холодильники. Ни одного трупа не было обнаружено.
– Фесякин, – строго спросил я, нависая над увлеченным игрой санитаром. – А где тело девушки?
– Какой девушки? – равнодушно поинтересовался Фесякин, по-прежнему не глядя на меня.
– Которая сегодня ночью сюда поступила, – ответил я, отнимая тетрис.
Фесякин наконец поднял на меня свои наивные глаза и сказал:
– Не знаю.
– Привет! Ты тут дежуришь и не знаешь? – подключился к беседе Воробьев.
– Здрасте, – отпарировал санитар. – Откуда мне знать – я полчаса как заступил.
– А кто дежурил до тебя – может, он знает?
– Кто дежурил – тоже не знаю. Но можно по журналу посмотреть, – недовольным тоном ответил Фесякин и нехотя поднялся.
Он открыл ящик стола, в котором лежал один-единственный журнал, вынул, открыл и стал перелистывать страницы, выискивая нужную запись. Наконец он удовлетворенно хмыкнул и помахал в воздухе каким-то листком:
– Все – забрали вашу девушку родные. И вот – расписку написали, что претензий к клинике никаких не имеют.
– А кто труп выдал?
– Тут не указано, – со скукой ответил Фесякин и снова засунул журнал в ящик стола.
– Отлично! – глубоко вздохнул Воробьев и стал медленно подниматься по лестнице.
Мне показалось все это несколько странным, и поэтому я на всякий случай посоветовал санитару ничего о нашем визите не говорить. Он снова был погружен в игру и моих слов, видимо, уже не понимал.
Я догнал Воробьева в коридоре первого этажа. Он шел, повесив голову и что-то сосредоточенно обдумывая.
– Слушай, Николай! Иди-ка ты к себе и никуда оттуда не высовывайся. Будут вызывать к Штейнбергу – иди и не бойся. К тебе никаких особенных претензий быть не может. Настаивай на том, что вскрытие при тебе не производили, а труп родственникам выдали. Поэтому твоя вина не доказана. Сошлись на расписку родственников, что к клинике у них никаких претензий нет, понял? И как можно дольше тяни время – мы что-нибудь придумаем.
Оставив товарища в подавленном состоянии, я поспешил в регистратуру, чтобы поточнее узнать все сопутствующие этому происшествию обстоятельства. Уж, по крайней мере, о том, кто входил и кто выходил, там должны знать.
9 
