– Великолепно, – произнес я вслух. – Бальзам «Старославянский» сочетается с АО «Филадельфия» как билдинг с самоваром... И что, помогает?
– Не знаю, – пожала плечами Катя. – Только сегодня брать начали. До этого спокойно стоял.
– Похоже, в нашей богадельне в почете всевозможные кампании. Один бум сменяется другим... Скажите, Катенька, как у вас в последние дни идет торговля презервативами?
Екатерина засмущалась и почти шепотом сказала:
– Очень хорошо, Владимир Александрович, очень хорошо.
– Так я и думал.
– Мне с вами надо поговорить, – неожиданно сказала Катя.
– Да, пожалуйста.
– Мне надо у вас проконсультироваться.
– Сейчас я пообедаю и после этого буду у себя в пятьдесят втором номере. Что, прихворнули?
Катя замялась. Тут к киоску подошла еще пара покупателей.
– Ну, значит, после обеда жду вас, – сказал я и отправился в бар.
Усевшись на уже полюбившийся мне высокий стульчик, я заказал Юре пару гамбургеров и мартини. Получив бутерброды, я задумался о происходящем. Мне необходимо было выработать несколько версий, которые стоило бы впоследствии разрабатывать. До сих пор у меня не вырисовалось ни одной фигуры из числа тех, кого можно было бы подозревать в убийстве сантехника Михалыча. Если брать в расчет версию мщения, то по имеющимся у меня данным наибольшие шансы стать подозреваемым были у ухажера секретарши Челобанова. Если парень так присох к Олечке, а у нее, по словам директора, было сильное отравление, то первым делом было необходимо проверить его алиби. Однако здесь у меня были сомнения. Скорее Валентин начистил бы Михалычу морду...
Других же подозреваемых, если брать эту версию за основу, у меня не было. За исключением одного, пришла мне в голову интересная мысль. Я совсем забыл про самого Челобанова. Пожалуй, самый достойный кандидат на роль мстителя. Однако сам он сделать это не мог, в силу того, что практически все время между разоблачением Михалыча и его обнаружением на веревке он провел вместе со мной и Дыниным. К тому же даже если бы ему и удалось задушить Михалыча, то вряд ли он смог бы в одиночку поднять тело и засунуть его в петлю.
Оставалась версия найма. Однако и против нее были серьезные аргументы – слишком все быстро организовано. К тому же Челобанову совершенно незачем было это делать в гостинице. Ликвидировать Пяткина он мог и через месяц, задавив где-нибудь на перекрестке.
С другой стороны, Санчо – человек эмоциональный, – снова стал противоречить я сам себе. И под воздействием эмоций он мог пойти и на это.
– Ты что такой смурной? – долетел до меня голос бармена Юры. – Может, тебе нервишки подлечить? Купи себе валерьяночки.
– Спасибо, я предпочитаю другое лекарство. Плесни мне еще мартини.
Юрий улыбнулся и наполнил стакан.
Тут я вспомнил о бальзаме «Старославянский». А если отбросить версию мщения и подумать о медицинской версии, отметенной мною ранее? Ведь, как ни крути, фармацевтическая фирма «Фатум» является единственной, кто выиграл от всего этого. Худо-бедно, а болезни и несчастья постояльцев так или иначе наполняли карман торговцев медикаментами. Неожиданно все, о чем я думал ранее, систематизировалось в одну стройную версию. И массовое расстройство желудка, и сексуальный бум с последующей массовой закупкой презервативов, и удивительное пристрастие публики к бальзаму, эффективность лечения которым можно было подвергнуть серьезному сомнению... Все это обернулось денежными доходами для господина Лаврухина.
Но тут была серьезная загвоздка. С массовым отравлением было все просто и понятно: Лаврухин мог договориться с Михалычем о совместных барышах, а потом при разоблачении сантехника устранить его, чтобы он не проболтался. Но как, черт возьми, можно было организовать сексуальный бум и массовый интерес к малоходовым лекарственным препаратам?!
Я подвел итог своим размышлениям. Можно было констатировать, что у меня есть лишь одни предположения, на поверку весьма далекие от реальности.
Допив остатки мартини, я попрощался с Юрой и покинул бар. У лифта я неожиданно столкнулся с морским офицером. Вернее, первым делом мне бросились в глаза взаимно неприязненные позы швейцара Арнольдовича и моряка. Моряк повернул голову и с ненавистью взирал на швейцара из-под козырька своей фуражки. Ненавистный взгляд Арнольдовича был скрыт его темными очками, однако набычившаяся в сторону офицера фигура швейцара говорила о всей полноте негативных ощущений, которые вызывал у него обидчик.