47 
Визионер. Составляющих четыре: песня рождения, две песни жизни и песня смерти. Мотивация — понять, увидеть и предвидеть. Две песни жизни дают индивидуальное восприятие времени, множественное видение времени. Одна песня жизни соответствует развитию, а другая — ответственности. Знает все фазы трансформации живой материи: рождение, жизнь, смерть — воспринимает естественно и без страха. Не всегда умеет объяснить, но почти всегда — убедить. Способен вдохновить и вести. Проблема: неспособен найти баланс между безграничной ответственностью и ограниченными возможностями, часто берет на себя больше, чем стоило бы взять. Ключевое слово: “уверен”.
Это только роли. Не типы и не разновидности судеб.
* * *
Желание жить
Не надо убеждать магического соцреалиста в его собственной неисключительности.
Его легко убедить в его собственной неисключительности.
Но желание жить дает только чувство собственной исключительности.
То же самое магический соцреалист знает о каждом из вас.
А зачем ему те, кто не имеет желания жить?
* * *
Простое—сложное
Большинство людей — по сути очень простые люди.
Но настолько по-разному простые, что человек, которому удалось понять двух людей, уже наверно очень сложный человек.
* * *
Обыденность
Магический соцреалист понимает, что мистерии — это не невероятные цепочки событий и не сложные обряды.
Это точка зрения на ряд случайно выхваченных из жизни событий и простые бытовые привычки, представляющиеся с этой точки зрения невероятными цепочками событий и сложными обрядами.
Если реальность представляется магическому соцреалисту обыденной — значит он нифига смотреть не умеет.
* * *
Пруд. Рыбка. Труд.
Основной вопрос современной философии:
Сакральное знание или психическое заболевание?
* * *
Правильно читать любой текст кончиками пальцев.
Глаза читают пустышку. Не то что неторопливые и аккуратные пальцы.
Считается, что некоторые люди умеют прозревать будущее и разговаривать с небом. Ерунда. Они просто умеют читать кончиками пальцев.
©Сап-Са-Дэ, 2005
Макс Фрай
Три страшные сказки
О доблестях
— И тогда радио говорит: “Девочка-девочка, Гроб-На-Колесиках приближается к твоему дому!”
Я стараюсь говорить страшным замогильным голосом, как Панночка в кино про Вия, которое мы смотрели в прошлое воскресенье. Получается так хорошо, что даже мне — и то страшно! Хотя эту сказку я рассказываю не в первый раз и знаю, чем она закончится. А уж Лидка — та и вовсе сжалась в комочек, не видно ее, не слышно. Даже вздохнуть боится.
Мы сидим в Лидкиной кладовке, среди старых пальто, тряпок и башмаков. Здесь совсем-совсем темно, даже в щелочку свет не проникает, потому что кладовка построена в коридоре, а в коридоре нет лампочки. Лидке везет. А у нас совсем нет кладовки, только антресоли, где стоят банки с огурцами и мои санки. И залезать на антресоли никакого смысла. Там всегда светло, потому что висит ситцевая занавеска в цветочек, чтобы гости не видели, какой у нас там бардак — ну, так мама говорит. Поэтому у нас дома совсем неинтересно. Чтобы страшные сказки рассказывать, надо в гости ходить, у кого кладовка. А еще лучше в подвал залезать, но там недавно замок повесили, и непонятно когда снимут. Может быть, вообще никогда, или даже через год.
Поэтому мы сейчас сидим не в подвале, а в Лидкиной кладовке, и я говорю старательно, с подвываниями:
— Девочка-девочка, Гроб-На-Колесиках заехал в твою квартиру!
И тут хлопает входная дверь, а потом в коридоре ка-а-а-ак грохнет! И я, забыв, что просто рассказываю свою сказку, страшно пугаюсь и собираюсь заорать, но Лидка опережает меня, закрывает мой рот ладошкой и шепчет: “Тихо, тихо, это ничего страшного, это просто папка пришел пьяный и упал, он теперь так и будет спать до ночи, если его не будить. А будить не надо, а то он драться начнет и все разобьет, ясно?”
Я киваю.
— Сейчас посидим немножко тихонечко, а когда он захрапит, можно дальше рассказывать. А потом я тебя выведу в подъезд, — обещает Лидка. Обнимает меня за шею и шепчет: — Ты не бойся, он крепко спать будет. И вообще повезло, что он один пришел. Потому что если бы с дядей Вовой, они бы на кухне сели пить, и кричали бы, а потом стали бы драться, папка с дядей Вовой всегда дерутся, когда много выпьют, потому что они друзья. В прошлый раз окно разбили, и мы теперь едим только гречку, манку и перловку, потому что все деньги потратили, чтобы стекло вставить, и больше денег нету, а холодно же без окна, нельзя, чтобы он еще раз его разбил! А еще хуже, если бы папка с дядей Ашотом пришел, потому что он меня дяде Ашоту в домино проиграл, и теперь дядя Ашот может на мне жениться в любой момент, когда захочет. А я не хочу на нем жениться, он старый и плохо пахнет. Когда папка дядю Ашота в прошлый раз привел и сказал: “Забирай невесту”, — он за мной по всей квартире гонялся и почти поймал, но я все-таки успела выскочить в подъезд и спряталась во дворе в кустах, а потом пришла мама и всех прогнала, но дядя Ашот обещал, что еще придет. И меня потом на неделю отправили жить к бабушке Ане, но я оттуда сбежала и больше не пойду, потому что у бабушки дядя Валера живет, он еще хуже папки. Он наркоман, так бабушка говорит. И он все время обещает, что всех убьет, правда не убивает, даже не бьет, но все равно страшно же!
47 
