Особенно,... 
27 
– Ничего не понимаю, ничего...
– А чего тут понимать, – перебила его Недоделова. – Ванечка мой ни в чем не виноват, никого он не убивал, а значит, вы должны его немедленно отпустить.
– То есть как отпустить?
– А вот так, снять наручники и отправить домой.
– Постойте-ка, – неожиданно вспомнил Василий Наумович, – но как вы объясните тот факт, что кепка, найденная в квартире убитого, принадлежит вашему мужу?
– Да я эту кепку еще два дня назад потерял, – встрял в разговор Недоделов. – И даже не помню где. Пьяный я был.
Стеблов понял, что больше с этим семейством разговаривать не о чем. Действительно, ведь улик против Недоделова не было никаких, кроме этой кепки, да и та теперь уликой служить не могла. Единственным доказательством были показания жены подозреваемого, но и тех теперь нет, а значит, он не имеет никакого права больше удерживать гражданина Недоделова по подозрению в убийстве.
Ощущая во всем теле невероятную тяжесть, полковник поднялся, подошел к двери, открыл ее и приказал кому-то:
– Тучкин, позови мне Чаелюбова. Хотя... погоди. Сначала сними наручники с подозреваемого.
В ту же минуту в кабинет вошел тот самый милиционер, который конвоировал Недоделова, и снял с Ивана Ивановича наручники.
– Нам что, можно уходить? – загорелась надеждой Валентина Петровна и мило улыбнулась.
Вот эта-то слащавая улыбочка и вывела окончательно из себя всегда сдержанного Стеблова. Его глаза налились яростью, и, набрав побольше воздуха в легкие, Василий Наумович заорал:
– Идти?! Да, вы можете идти! Вон отсюда немедленно, и чтобы духу вашего тут не было!
Чета Недоделовых возражать не стала. Валентина Петровна, подхватив под руку своего теперь уже обожаемого супруга, засеменила прочь из кабинета, сопровождаемая ненавидящим взглядом полковника.
Едва за Недоделовыми закрылась дверь, как Василий Наумович, схватившись за сердце, тяжело опустился на стул.
– Вот ведь влипли. Позора не оберешься. Упаси бог, кто узнает.
В дверь постучали, а через секунду в кабинет вошел Чаелюбов.
– Вызывали, Василий Наумович? – спросил он, оглядывая кабинет. – Что случилось? Мне Тучкин сказал, что вы подозреваемого отпустили.
– Отпустил, – кивнул Стеблов. – Что прикажешь с ним делать, если его жена свои собственные показания против него съела?
– К-как съела? – Чаелюбов даже заикаться стал, услышав такую невероятную новость.
– Как хлеб едят, засунула в рот и проглотила. А потом говорит, мол, никаких показаний она не давала, муж ее ни в чем не виноват. Теперь вот попробуй докажи, что эти чертовы бумажки вообще имели место быть. – Полковник высказал все это на одном дыхании, потом схватил со стола чашку с недопитым чаем и громко отхлебнул из нее, как будто поставил точку в своей речи.
– А зачем тогда эта женщина с самого начала соврала? – недоумевал Чаелюбов.
– А, – махнул рукой Стеблов, – муж ее бил часто и горькую пил, вот она и решила его в тюрьму отправить, на перевоспитание.
– Хороший педагогический прием, ничего не скажешь, – усмехнулся капитан. – А как же Мартышкин?
– А что Мартышкин? Недоделов его не убивал, хотя я сильно сомневаюсь в том, что его вообще кто-то убивал, – невесело усмехнулся полковник.
– Так что же теперь делать-то, Василий Наумович? Дело все равно раскрывать надо, – нерешительно заметил Чаелюбов.
– Надо. Курсанты все это заварили, они пусть и дальше расхлебывают. В общем, так. Я сейчас в школу милиции отправляюсь, к Мочилову. Если кто меня будет искать, то я вернусь часа через два. – С этими словами Стеблов поднялся, оделся и, еще раз тяжело вздохнув, вышел из кабинета.
4
В столовой царило странное оживление. Курсанты заметили это, как только вошли в обеденный зал. Однако при их появлении все разом стихло, и множество пар глаз уставились на ребят.
– Чего-то я не понял, – проговорил Пешкодралов, с опаской озираясь по сторонам. – Кажется, здесь обсуждали нас.
– Мне тоже так кажется, – кивнул Веня и, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал: – Ну, чего уставились, жрите давайте, а то каша прокиснет.
Как ни странно, все мгновенно встрепенулись и принялись быстро поглощать еду. Ребята тем временем подошли к раздаточной стойке, чтобы получить свои порции каши.
– Ой, золотые вы мои, – восторженно защебетала тетя Клава. – Герои вы наши. А я вам тут решила особый завтрак приготовить, блинчиков напекла с вареньем.
27 
