Первым достигнув открытой клетки, Величко положил мешок на пол, а сам занялся осмотром жилища кобры. Ему сразу показался странным цвет стекла клетки – он был каким-то неестественным. Чтобы проверить свои подозрения, он провел по стенке рукой – она оказалась влажной. Желая знать, что вызвало процесс запотевания, он присел и заглянул под клетку, тем более что от нее заметно веяло холодком.
Внизу виднелось что-то необычное, напоминающее битое стекло или кристаллы, но уж со слишком необычной формой. Не думая, он коснулся белых кристаллов, и его руку обожгло словно огнем, хотя ожог был вовсе и не жгучим, а, наоборот, каким-то колким. Резко отдернув конечность, Алекс по-детски сунул поврежденный палец в рот и негромко, но теперь уже совершенно по-взрослому выругался.
– Что у тебя там? – не оставил без внимания его восклицания Грачев. Не дожидаясь ответа, он подошел ближе и склонился над все той же кучкой непонятного полупрозрачного вещества. – Сухой лед и никакой химии, – выдал он заключение, довольствовавшись только внешними качествами и недавней реакцией друга, который неосторожно коснулся этого вещества.
– Теперь я уж и сам понял, – иронично заметил Величко.
– Лед? – К друзьям поспешил Максимов. – А что здесь делает лед, вроде бы не зима еще?
– И без тебя знаем, умник, – не оценил шутки Грач. – Нам и самим интересно знать, как в террариум попала двуокись углерода. Уж точно не напитки им тут газировать планировали.
– А что? – вновь просиял неунывающий Макс. – Я слышал, что, если сухой лед напихать в бутылку с обычным компотом, да еще как следует закупорить на часок-другой, можно получить сильногазированный напиток, получше ситро или лимонада. А если переборщить с ним, то еще и шампанское. Ашот, подтверди…
Мачколян, копошащийся возле клеток с гадами, которых он пытался пугать, стуча по стеклу пальцами, естественно, не слышавший всего разговора, запоздало откликнулся:
– А?… Что?… Я чего-то пропустил?
– Да брось ты этих гадов, что ты к ним прилип-то, – взорвался Андрей, не найдя поддержки друга. – Обычные глухие твари, только шланг напоминают.
– Ну да, глухие, – усмехнулся толстяк, не поверив в это. – Глянь, как на стекло кидаются, того и гляди зубы себе переломают. Наверняка, есть у них где-нибудь на черепе две незаметные маленькие дырочки.
– Дырочки? За такие предположения тебе бы учебником биологии, да по роже, – продолжал цепляться к нему Андрей. – Уши у змей, – он усмехнулся, – этого даже в мультиках не показывают.
– Зато в цирке. Тыщу раз видел факиров с дудкой. По-твоему, змеи что, не на музыку реагируют, высовываясь из корзины и начиная вихлять своим шнурковатым телом?
– Услышь они эту музыку, они бы всех факиров давно пожрали, – заявил Макс уверенно. – Не под музыку они пляшут, а просто башкой за дудкой водят, как их научили. А дудение ей до барабана.
– Да нет, не может такого быть, – не желал соглашаться с очевидным Мачколян. – Не может она ничего не слышать. Сто пудов, не может. – Ашот вопросительно посмотрел на молчащих Грачева и Величко, надеясь, что хоть те разрешат их спор и поддержат его слова.
– Это правда, Ашот, – решился-таки поставить точку в этом вопросе Грач. – Она может воспринимать только механическую вибрацию, но никак не звуки.
– Ну как же… – Ашот походил на растерянного школьника, который вроде бы предмет учил, да только совсем не тот. – Ну раз воспринимает, значит, слышит она. Шорохи там разные, топот, удары, стук, шарканье.
– Оставь ты их в покое, Ашот, – одернул в очередной раз товарища Макс. – Сдались тебе их уши. Есть, нет, какая разница?
– Нет уж, теперь я хочу разобраться во всем до конца. Вдруг придется с такой зверюгой столкнуться, я должен знать, что она за штука. Если верить вам, то достаточно просто замереть и не шуметь, чтоб не услышала.
– Для тебя недостаточно – тебя она увидит, – подколол его Максимов, в который уже раз намекая другу на излишки веса. – А видит эта кишка с зубами ох как хорошо. Ладно, пошли посмотрим, что у нас там. – Андрей уверенно направился в сторону огромного холодильника. Остальные тоже задерживаться не стали, и только один Ашот не спешил.
Еще раз внимательно посмотрев на гадину, безмятежно лежащую в свернутом состоянии и почти недвижимую, он затем слегка отстранился от стекла и громко прокричал:
– Кы-ы-шшшшь!
– Дурень, от стекла-то отойди, даже тут трясется, – не оборачиваясь, крикнул ему Андрей.