Особенно,... 
11 
Колыма на секунду задумался, припоминая все, что он знал о Сване. Этот человек был одним из самых авторитетных воров в законе всей Грузии и пользовался в преступном мире непререкаемым авторитетом. Про то, что его с Батей связывает давняя, уходящая корнями еще в советские времена дружба, Колыма хорошо знал. Что ж, значит, и у него со Сваном проблем не будет. Батя с кем попало не кентуется. Колыма мельком вспомнил, что однажды при нем Батя даже заметил, что Сван куда умнее, хитрее и расчетливее его самого. Правда, сам Колыма ни тогда, ни сейчас отнестись к этим словам смотрящего серьезно не мог – разве может кто-то оказаться хитрее хозяина Колымского края?
«Ну да ладно – это дело десятое. Вот познакомлюсь с ним и все узнаю. А сейчас нужно дело делать», – подумал Колыма и снова достал телефон. Он набрал номер справочной магаданского аэропорта и, дождавшись произнесенного женским голосом равнодушного «алло», спросил:
– Скажите, пожалуйста, когда ближайший рейс на Москву?
– Девятнадцать сорок.
– Привезите мне билет на этот рейс.
– ФИО и паспортные данные, пожалуйста.
Колыма продиктовал все, что было нужно, назвал адрес, куда привезти билет, и выключил мобильник. После этого он спрятал телефон в карман и, не забыв аккуратно собрать со стола все малявы, вышел из кухни. До отправления самолета на Москву оставалось четыре часа, а ему еще нужно было собраться. Конечно, сами сборы матерого блатного, привыкшего обходиться малым, никогда не были особенно долгими, но следовало еще предупредить об отъезде всех людей и оставить кого-то за себя, так что дел ему хватит.
«Интересно, что это за "груз" такой? – думал Колыма, собирая вещи. – Что у Свана может быть такое, чего у нас самих нет? Хотя что голову зря ломать – привезу и узнаю».
4
Поселок Горный располагался в четырех километрах от лагеря, в котором сейчас сидел Батя. И большая часть лагерной администрации жила не за колючкой, а здесь. Ехать несколько минут, машина и горючка казенные, а тут и магазин есть, и бабы, да и побезопаснее все-таки, чем в лагере. Правда, разница между обитателями поселка и зэками была невелика. Подавляющее большинство посельчан было из бывших заключенных, которым после откидки оказалось не к кому ехать на материк, или из тех, кому выезжать за пределы Магаданской области было на какое-то время запрещено. Поселок был невелик – несколько десятков одноэтажных домов да двухэтажное административное здание, в котором мирно уживались фельдшерский пункт, почта, магазин и помещение для собраний поселкового Совета. Впрочем, последняя из этих комнат была давным-давно превращена во что-то типа склада, поскольку последнее собрание поселкового Совета было в Горном еще при советской власти, а с тех пор охотников заниматься такого рода вещами среди местных жителей не находилось.
Из торчащих над крышами домов печных труб шел густой дым. Он поднимался в небо строго вертикально, обещая на завтра ясную погоду, и растворялся в холодном воздухе метрах в десяти от земли. На улицах поселка не было ни души – время уже позднее, все люди сидели по домам, в тепле, и никакие дела не могли выгнать их оттуда до утра. Над поселком висела тишина, изредка нарушаемая только собачьим лаем.
– Чего это они так разбрехались? – лениво спросил невысокий плотный мужик с большими, слегка обвисшими щеками и двойным подбородком, сидевший за накрытым столом в самом лучшем доме поселка, расположенном в центре, рядом с административным зданием.
– Волков чуют, не иначе, – отозвался сидевший на другом конце стола подполковник Васильев, хозяин этого дома. Кроме них с гостем, в просторной, теплой и хорошо освещенной комнате никого не было, Васильев жил один.
– Что, серьезно? – удивленно приподнял брови гость, услышав ответ хозяина.
– Куда уж серьезнее, – отозвался Васильев. – Здесь же север, не забывай. Волки сейчас как раз в стаи собираются, а жрать им нечего, вот и кружат у поселков да лагерей. Прошлой зимой у нас одного мужика чуть прямо тут не загрызли. Он в сортир вышел, а на него во дворе набросились. Хорошо, трезвый был, успел глотку рукой прикрыть и заорать, народ из домов повыскакивал, шуганули серых. Но лечился Прокоша потом долго, да не здесь, а в Магадане. Ему эти твари на руке кости перекусили, плечо порвали и ногу.
– Ни фига себе… Весело вы тут живете, нечего сказать, – покачал головой вислощекий. В его голосе отчетливо слышался московский «акающий» акцент. Да и внешне он совершенно не был похож на человека, проведшего здесь хоть пару лет. На нем не было видно той печати, которую ставит на людях дальний север.
11 
