– А что, еще и на тебя надо? – усмехнулся Фокин. – Иди лучше пожрать чего-нибудь сваргань, плешивая каракатица, а я тут пока твою херотень на колесах выправлю.
Даже Инна не смогла сдержать улыбку…
– А к Алене сегодня опять ее хахаль приезжал, – словоохотливо распространялся за ужином Макарыч. – Весь на понтах, едет, хреном следы заметает. На белом «Мерседесе», прям как в кине.
– Белый «Мерседес»? – еще больше помрачнев, переспросила Инна. – С тонированными стеклами, номер…
– Да откель же мне номер разглядеть? – нетерпеливо перебил ее Константин Макарыч. – Его самого, энтого… которого… запомнил, значится, а номер… о-о-осподи божжи-и мой!
Он выпил стопку водки, на которую усиленно налегал его внук, и продолжал:
– Видать, какой-то черномазый… длинный такой, профура, волосы назад зачесаны и так и блестят. Выступает так важно, будто в штаны наложил… все люди как люди… а этот, понимаешь, как хрен на блюде.
Инна отложила вилку, которой она ела второе, и тревожно посмотрела на Свиридова. На ее лицо лице было плохо скрываемое смятение.
– Что, один из твоих знакомых? – негромко спросил Влад, в то время как Константин Макарыч продолжал грузить внучка своим полупьяным старческим бредом.
– По описанию похож на Игоря… Игоря Маметкулова, – ответила она и, неожиданно взяв чистую рюмку, плеснула себе вровень с краем и залпом выпила.
Старикан прекратил свои разглагольствования и с явным уважением посмотрел на нее.
– Есть же, едри твою в дышло, женщины в русских селеньях, – прокомментировал он, обнаруживая свое знакомство с Некрасовым и его поэмой «Мороз, Красный нос». – Вот, Вовка, тебе такую жену, коли еще не женат. Есть у тебя баба-то?
– Нет, – пробурчал Свиридов.
– Эх, Вовка, пропащая твоя башка! – посочувствовал дед. – Мой-то Афоня ладно… болваном родился, бобылем помрет, протоиерейская физия, но ты-то ничего… вроде мужик справный. Или тоже непутевый, по Чечням да всяким там Югославиям мотался, приключеньев на жопу искал?
– Тоже…
Начавшись за здравие, вечер плавно скатился к алкогольно-коматозному заупокою. Дед Костун, надравшись, выволок из какого-то замшелого угла балалайку о двух струнах и начал дребезжащим голоском орать частушки, безбожно фальшивя и перевирая слова. В процессе творческого музицирования одна струна порвалась, и проползавший мимо Афанасий посоветовал своему прародителю не выпендриваться и не строить из себя Никколо Паганини.
– Тоже мне… на одной струне собрался играть, старый сверчок, – сказал он и по единственно верному пути, то бишь синусоиде, направился в гости к Алене, разбитной соседке, которая, по уверениям Константина Макарыча, была рада всему, что обнаруживало мужское естество.
Влад и Инна сидели в комнате и пытались разговаривать, но разговор не клеился, потому что Влад был определенно пьян, а девушка что-то настойчиво недоговаривала, и это крайне его раздражало. Ей даже пришла в голову мысль, что она попала из огня да в полымя, но тут Свиридов сказал:
– П-подожжди… я щас приду.
Вернулся он, скажем, через полчаса, весь мокрый, как цуцик, бледно-зеленый с перепоя, но трезвый. Эта очередная метаморфоза уже не произвела на Инну никакого впечатления, потому что она сказала:
– Знаешь что, милый друг… иди-ка ты спать, а вот завтра утром разберемся, что к чему. – И, поймав его недоуменный взгляд, погладила его пальцами по плечу, на котором порвался рукав рубашки, и вспыхнула чуть виноватой белозубой улыбкой, слегка неестественной и принужденной, как в американских сериалах, где все направлено исключительно на демонстрацию достижений стоматологической отрасли. Она словно хотела сказать: дескать, прости, дорогой, но в таком состоянии, в котором ты сейчас находишься, ни о каком деле говорить не приходится.
Да и о чем другом – тоже.
Привередливая девушка.
Сергей Никольский был определенно взбешен. Большими шагами он ходил по комнате и время от времени бросал злобные косые взгляды на парочку стоящих перед ним амбалов, поцарапанных и помятых так, словно они попали под зерноуборочный комбайн.
– Ну просто детский сад, – говорил он хорошо поставленным приятным голосом, в котором сейчас, однако, звучал металл. – Нет, Василий, ты еще раз скажи мне, что два молодых человека без лишних церемоний позаимствовали у вас Инку, а вы, четверо здоровых бугаев, не смогли противостоять такому, в общем-то, понятному и естественному желанию. Что они… Стивен Сигал с Гэри Дэниэлсом? Или, может, сам Никитич, когда не в меру выпьет? Кстати, если вас четверо, то почему передо мной только двое?