– Не брал я твою наркоту… – лицо Рока стало мрачным и упрямым, черты заострились.
Дудник и Дед снова напряглись. Теперь они неотрывно смотрели на Михея и его людей, стремясь уловить любое поползновение к угрожающим действиям с их стороны.
Они были правы: Михей резко встал, в бешенстве отшвырнув стул, и теперь стоял, опираясь ладонями на стол и сильно подавшись вперед.
– Не стоит корчить из себя обиженного дядю, – снова пустился во все тяжкие Рок, – твой товар – обычная контрабанда. А контрабанда не всегда доходит до места назначения. – Рок тоже поднялся. – К тому же чихать я хотел на твои законы, я тебе жопу лизать не намерен! Я сам по себе.
Вслед за Михеем подняли свои задницы и его «телки». Дед с Дудником, которому, как только он понял неизбежность свары, снова не терпелось вступить в поединок, тоже повскакивали со стульев. Это немое противостояние, когда враги словно силились испепелить друг друга горящими взглядами, длилось не более полминуты.
Глава 12
В то время, как Рок общался с Михеем, боцман при посредничестве Моргана объяснял раскрасневшемуся от негодования Питеру и его друзьям янки, при каких странных и загадочных обстоятельствах к нему попали часы.
– Скажи ему, что я их случайно нашел под столом… скажи, что, наверное, он их выронил, когда в прошлый раз тут был. Питер, – обратился боцман напрямую к американцу, словно тот мог понять русскую речь, – ты ж надрался как свинья… пи-иг, андерстенд? Пиг, э, на фиг, ничего ты не понимаешь. Переведи ему, Морган!
Мучительно подыскивая очередное английское слово, Морган силился донести до американца байку боцмана. Американец все больше выражал раздражение, с затаенным бешенством он поглаживал свои злополучные часы и угрюмо взглядывал на боцмана. Сидевшие матросы и офицер с недоумением взирали на своего товарища и с еще большим, почти неразрешимым – на Червя. Питер, потрясенный таким подвохом, безмолвно шевелил бледными губами, уставившись в неведомую точку. Казалось, это тихопомешанный. Его взгляд, проходя сквозь плотную фигуру боцмана, как будто последний был стеклянной стеной, устремлялся в какую-то бездну, а угрюмая напряженность этого взгляда словно была вызвана убежденностью, что в той дали скрывается объяснение всех человеческих бед и обещание лучшего удела.
– Питер, – тряс его за рукав рухнувший на стул Череватенко, – говорю тебе, я понятия не имел, что это твои часы. Но теперь проблема разрешена, нет проблем… Часы с тобой… подарок отца – это не шутка…
– Это она, – наконец выдавил из себя Питер, чем возбудил в своих товарищах дополнительный интерес и опасливое недоумение, – Мэри…
Он привстал и поискал взглядом Магдалену. Боцман понял, куда он клонит, и закачал головой.
– Скажи, – боцман дернул за руку изнывавшего от возложенной на него миссии Моргана, – что девушка ни при чем…
Морган снова начал подбирать слова. Мучительная работа мысли отражалась на его одноглазой физиономии, искажала его и без того свирепые черты. От напряжения он почесывал кончик своего похожего на коготь грифа носа.
– Библию цитировать у тебя лучше получается, – засмеялся боцман, но смех его вызвал у Питера страдальческую гримасу.
– Это она! – прокричал, словно озаренный открытием Архимед, Питер.
– Тебя как зовут? – Боцман посмотрел на товарища Питера, офицера с приглаженными сальными прядями и бегающим взглядом. – What is your name? – Боцман, под влиянием острой надобности, вырвал из мрака своей памяти эту самую расхожую словесную формулу общения.
– Джек, – ответил как будто удивленный даром боцмана офицер.
– Хватит трепаться, – сурово поглядел на боцмана Морган, – у меня к этим друзьям свой интерес имеется.
– This girl… – глаза Питера посетила молния гнева, – это она! Грязная шлюха!
Он вскочил, но тяжелая лапа Моргана удержала его.
– Платить надо, – улыбнулся он, – двести долларов, – сказал он взвинченному американцу.
– Платить? – оторопело переспросил тот и повернулся к своим товарищам.
Матросы пошарили по карманам, выложили на стол по паре десятидолларовых и пятидолларовую бумажки. Джек тоже порылся в карманах, достал пятидесятидолларовую купюру и положил на стол.
– Мани-мани, – замотал головой Морган, – дрались все – платят все, – изрек он с тою же торжественностью, с какою обычно цитировал Библию. – Этого, – презрительно кивнул он на лежавшие на столе деньги, – мало. Еще сто пять долларов. Ну да ладно, – осклабился он, – сто!