Особенно,... 
75 
— Может, — сказал нетрезвый Наливайко, — это известный экстремальный странник Маргеллан?
— А может, — отвечал ему совершенно бухой Себастьян Перрейра, — это знаменитый глухонемой путешественник, что путешествует в одиночку. Он обогнул и загнул всё, что можно, был везде, но по понятной причине не может ничего об этом рассказать.
— Нет, путешественник ходит исключительно на вёслах, — возразил я, тяжело ворочая языком, поскольку давно был вдребадан. — Да, на вёслах. Я сам видел в журнале «Национал-географик» фотографию, на которой чётко изображен, как он, встав на вёсла, будто на ходули, меряет Мировой океан. На землемера похож. Да.
— С другой стороны, — произнёс наш капитан, который был до синевы выбрит и слегка пьян, — это мог бы быть Рыцарь пространного образа. Я ни разу не слышал, чтобы он путешествовал морем.
— Позволю не согласиться с вами, капитан, — забормотал Носоглоточный (он был слегка выбрит и до синевы пьян) — фигура приближается и мне видно, что в руках у неё не копьё, а фаллический хуй, а на голове она несёт не тазик, как полагается Рыцарю пространного образа, а Пирамидальную нахлобучку.
— С рыцарями, по-моему, одна проблема — латы эти дурацкие, — не к месту вмешался юнга, что залил глаза наравне со всеми. — Грохочут, как пустое ведро.
Всадница без Головы молчала и тупо глядела перед собой. Она не вязала лыка.
— Чего зря рассуждать, — подытожил пьяный в зюзю Кондратий и хватил водочного рома, настоянного на бифитерах.
Фигура приблизилась окончательно и бесповоротно. Оказалось, что это странный корабль с гигантской статуей на борту. Вокруг статуи хлопали надутые паруса, а сама она была изрядно обгажена альбатросами.
В ногах у статуи, по всему периметру палубы стояли ульи, курились смирна и ладан, а с курильней в руках бегал наш приятель Пасечник.
— Вот она, весточка с родины, — удовлетворённо крякнул уже окосевший капитан.
И мы окончательно чокнулись ромом и джином.
Пасечник перелез на наш отважный корабль, и пошёл к нам, бережно переступая через судьбы бесчувственных матросов.
Он напоил нас аспириновой водой, дал похрустеть солёными огурчиками, и мочёной капустой и налил нам утреннего пива.
Говорить нам с ним было не о чем, и мы обменялись несколькими необременительными жестами, а похмельные матросы перетаскали в трюм подаренные Пасечником бочки с мёдом.
Скорбно вздохнув, Пасечник полез обратно к себе — по кантам и вантам.
Вскоре, гигантская фигура, раскачиваясь, исчезла на горизонте.
— Капитан, — мутно посмотрел вокруг себя Кондратий Рылеев, — с кем это вы разговаривали?
— Я не разговаривал.
— Это Наливайко говорил, — подал свой слабый голос я.
Но Наливайко давно спал, и обсудить привет с Родины нам не удалось. Только медовые бочки напоминали нам о реальности Пасечника и о том, что всё произошедшее не было видением. Впрочем, они долго ещё внушали суеверный ужас впечатлительным матросам, пока из их содержимого не получилась вполне сносная медовуха.
XIII
Однако мистическое появление Морской Фигуры взбодрило нас. Служба была снова очищена, встряхнута и поставлена. Матросы забегали, канаты натянулись, форштевень изогнулся, а Наливайко похмелился. Носоглоточный Храповицкий почистил зенитную пушку бутылочным ёршиком и пальнул из неё для острастки.
Тем же месяцем извилины нашего пути привели кофейный клипер «Алко» к неизвестному острову.
Шлюпка со скрежетом уткнулась в песок, и мы ступили на землю, от твёрдости которой давно отвыкли. На всякий случай набычившись и навострив лыжи, мы двинулись в глубину острова.
Продравшись через мужественные заросли брусники, мы очутились на огромной поляне.
— Ясно, — сказал Наливайко. — Это остров принадлежит Мастеру Золотые Ручки.
Ровно посередине острова высилась статуя Мастера Золотые Ручки. Сначала я принял её за статую Будды, но потом понял, что ошибся. У Мастера была довольно угрюмая рожа, а так же в отличие от цельнозолотых статуй, у истукана были золотыми только руки — и то до предплечий. Впрочем, как и Будда, он порос лианами, похожими на водоросли.
И правда, в отдалении раздавался шум непрекращающейся работы. Стучал кузнечный молоток, повизгивала пила, слышилось пыхтение и гулко капал пот.
У конца тропинки стояла кузня. Отбычившись и затупив лыжи, мы приблизились к ней.
75 
