Но она не успела ни на что решиться, потому что раздался знакомый голос:
– Э-гей, Лизетт, ты дома?
Сердце вернулось к нормальному ритму, мышцы расслабились. Никакая там не змея, просто любопытная кумушка, которая вечно кричит «Э-гей!». Ради Бога, кто теперь так говорит, кроме героев старых комедий?
Снова напрягшись, Лизетт выдохнула, смирилась и открыла дверь. На крыльце стояла соседка. Мэгги Роджерс жила в доме слева не менее трех лет, насколько Лизетт помнила. Вдова, слишком молодая для выхода на пенсию, но безбедно существующая на страховку за покойного мужа. Серебристо-белые волосы, коротко стриженные, слегка крикливая, но, безусловно, модная стильная одежда, красивое лицо, выглядевшее моложе благодаря стрижке – по утверждению самой Мэгги, – стройная спортивная фигура и неизменно тявкающая собачонка на руках, которая, как ни странно, окрасом соответствовала цвету волос общительной вдовы.
Шавка внимательно вглядывалась в хозяйку дома темными глазами-бусинками. Лизетт вообще-то нравились собаки, но только не те, которые по виду смахивали на грызунов. Чтобы не поддаться гипнозу этих глаз-бусинок, пришлось старательно смотреть только на Мэгги.
– С тобой все в порядке? – спросила та. – Увидела твою машину на дорожке и заволновалась.
Мэгги шагнула вперед, Лизетт автоматически сделала шаг назад и – вуаля! – соседка без приглашения вошла внутрь. Лизетт разозлилась на собственную уступчивость, хотя вынуждена была признать – обычно она избегала любых конфронтаций, ни с кем не спорила, всегда была… пассивной.
Мэгги крепко держала собачонку, не позволяя непоседе прыгнуть вниз и затеять игру «попробуй поймай» в чужом доме. Соседка внимательно оглядела комнату, но в этом не было ничего необычного. Каждый раз, когда они сталкивались, Мэгги впивалась в Лизетт глазами, словно выискивала какой-нибудь признак того, что Лизетт тайная нимформанка, или наркоманка, или еще что-нибудь столь же непристойное. Увы, происки любопытной кумушки обречены на провал, поскольку Лизетт не приходило в голову ни единого мало-мальски непристойного эпизода в ее жизни… черт побери.
– Ты никогда не прогуливаешь работу, – почти осуждающе констатировала гостья, словно Лизетт внезапным отступлением от обычного графика нарушила устои мироздания.
Ладно, крайне неприятно – но совсем не удивительно, – что Мэгги настолько осведомлена о ее распорядке дня, ведь соседка из тех, кто вечно торчит у окна и следит за всеми вокруг, чемпионка по подглядыванию из-за занавесок. Лизетт удалось сохранить нейтральное выражение лица. Даже имей она достаточно денег, чтобы сидеть дома, общение с этой фифой хуже любой работы. Вся жизнь миссис Роджерс заключалась в наблюдении за соседями и контроле за каждым их шагом, она категорически отвергала концепцию «не лезь в чужую жизнь», поскольку искренне считала, что имеет полное право проявлять интерес к ближним.
И все же…
– Приболела, – пояснила Лизетт.
Орлиный взор Мэгги обшарил хозяйку дома – спортивные штаны и футболка, наряду с отсутствием макияжа и слишком бледным лицом, подтверждали сказанное.
– Этого я и боялась. Чем могу помочь? – спросила миссис Роджерс и наконец посмотрела прямо на собеседницу прощупывающими, пронизывающими светло-голубыми глазами. – Боже, ужасно выглядишь, – искренне добавила сердобольная гостья.
«Вот спасибо», – ехидно подумала Лизетт и тут же устыдилась – пусть соседку толкнуло на визит банальное любопытство, но все же Мэгги пришла проведать и даже предложила помощь.
– Ничего страшного, просто желудочное недомогание. Мне уже немного лучше. Пока не рискую съесть что-нибудь основательное, зато пью много жидкости. На самом деле я собиралась переодеться и сходить в аптеку или «Уолмарт» за кое-какими вещами.
– С удовольствием куплю тебе все необходимое. Давай список.
Аспирин, травяной чай, мешок для льда, одноразовый сотовый телефон… мысленно принялась перечислять Лизетт и тут же заткнула внутренний голос, чтобы не навлечь очередной приступ.
– Спасибо, но надеюсь, что свежий воздух меня взбодрит.
Вежливый способ сказать: «Спасибо, но нет, спасибо, и до свидания».
Но Мэгги намеку не вняла, села на диван – крепко держа собачонку, которая всячески извивалась, стремясь вырваться на свободу, – посмотрела на пол и заметила открытый фотоальбом возле журнального столика.