87 
Увидев накрытый стол, Дейн улыбнулся.
— Вафли, — весело произнес он. — Я ждал каши.
Она рассмеялась.
— Сама я обычно завтракаю именно кашей.
— А я пончиком или готовым печеньем в забегаловке, — сказал он, садясь и с явным аппетитом приступая к еде.
Услышав о пончиках, она с упреком прищелкнула языком.
— Очень высококалорийно и вредно для здоровья.
— То же самое мне говорит Трэммел.
— Вы с ним давно уже напарники?
Марли видела Трэммела всего пару раз, но он ей понравился. Трэммел напоминал ей пантеру: такой же гладкий, экзотический, так же силен и опасен.
— Девять лет. А до этого мы вместе служили на патрулях. Детективами стали одновременно.
Дейн отвечал кратко, основное внимание уделяя вафлям.
— Девять лет… Многие браки распадаются раньше.
Он усмехнулся.
— Да, но если бы мы с Трэммелом поженились и легли в постель, я думаю, наш брак распался бы в первый же день.
— А ты когда-нибудь был женат? — спросила Марли и тут же осеклась. Свою личную жизнь она всегда ревниво оберегала от чужого глаза и к личной жизни других людей относилась с уважением, поэтому редко задавала подобные вопросы. — Ладно, не отвечай.
— Почему? — Он пожал плечами. — Я тайны из этого не делаю. Никогда не был ни женат, ни помолвлен. — Он прокашлялся, почувствовав, что ей этой информации может показаться недостаточно, и добавил:
— Но я гетеросексуал.
— Это я заметила.
Он улыбнулся, мягко обняв ее взглядом своих карих с зеленым отливом глаз.
— А если тебе нужна автобиография, то слушай. Мне тридцать четыре года. Старики живут в Форт Лодердейле. Имею трех братьев и двух сестер. У всех уже свои семьи и дети. Добавь сюда восемнадцать племянников и племянниц в возрасте от двух до девятнадцати лет. Когда по праздникам мы все собираемся вместе, это похоже на настоящий зоопарк. Живем во Флориде, но разбросаны по всему штату. Есть также дяди, тети и кузены, но мы с ними почти не общаемся.
Расписывая свои родственные связи, Дейн не спускал с нее глаз. Ему было интересно, как воспримет его рассказ Марли, которая всю жизнь прожила одна. До сих пор он не посвящал друзей и любовниц в свою личную жизнь, но теперь с появлением Марли правила Дейна стремительно менялись. Он еще не готов был определить в какую сторону, но менялись — это точно.
Марли попыталась вообразить себе такую большую семью, но просто не смогла. Всю жизнь она вынуждена была сводить собственный круг знакомых к минимуму, и хотя в последние шесть лет это ограничение вроде бы утратило свою обязательность, Марли чисто инстинктивно продолжала вести уединенный образ жизни, ибо считала, что раскрываться перед миром — означает утратить своего рода защитную оболочку.
— Мама погибла при пожаре, когда мне было три года, — сказала она. — В наш дом ударила молния. Я почти ничего не помню… Только оглушительный треск. Ничего громче я в своей жизни больше не слышала. Меня ослепила белая вспышка. Сосед успел вынести меня из огня, и я почти не пострадала. А мама находилась в той части дома, которая приняла на себя непосредственный удар.
— С тех пор ты, наверно, стала бояться гроз, — заметил Дейн.
— Это было бы логично, но как раз никакого страха не появилось. Я никогда не боялась гроз. Даже в детстве, когда воспоминания о пожаре были еще живы. — Марли отложила вилку, не доев своей вафли, и перешла к кофе. — Молнии способны странным образом воздействовать на человека. Доктор Ивел даже предположил, что именно после того, как на меня обрушился такой мощный электрический разряд, он что-то изменил или усилил в работе моего мозга, и в результате я приобрела особую чувствительность к электрической энергии, излучаемой окружающими людьми. Он предположил, что до пожара я была абсолютно нормальным ребенком и изменилась лишь после него. Действительно, я стала часто плакать, появились и другие странности.
— Может, из-за того, что ты потеряла мать?
— Возможно, впрочем, кто знает? Может быть, дар сидел во мне и раньше, но я была так мала, что не умела рассказать о нем окружающим. Мне говорили, что мама была тихим, даже безмятежным человеком, так что, может быть, именно благодаря ей, я и вела себя спокойно. В любом случае после пожара все изменилось. Отцу было очень трудно меня воспитывать. И чем больше он раздражался и сердился, тем острее я это чувствовала. Тогда я еще не умела блокировать свое сознание. Мы плохо жили… Я прослыла местным «уродцем». Пошла в школу. Друзей завести не получилось, но я и не жалела, тут и одной-то не управиться. А потом мне как-то удалось найти потерявшегося ребенка. История попала в газеты, и к моему отцу пришел доктор Ивел. Меня привезли в институт на обследование, и мне там очень понравилось. Тихо и спокойно. Поэтому я там и осталась. Так было лучше и для меня, и для отца. Мы оба вздохнули с облегчением.
87 
