– А ты померяй! – подмигнула Зина.
Ада спрыгнула с подоконника. Не то чтобы ей хотелось наряжаться на Новый год, напротив, она собиралась высидеть лишь торжественную часть и ужин, а потом улизнуть в спальню и лечь спать. Но в угоду Зине, которой очень хотелось явить свой шедевр свету, взяла платье и удалилась за шкаф.
– Ну как? – спросила Ада, появляясь через минуту перед соседкой.
– Шик! – восхищенно присвистнула та, то ли любуясь своим творением, то ли тем, как оно сидит на Аде. – Словно на тебя сшито! И, кстати, оба глаза у тебя теперь кажутся синими!
Последний аргумент, оказавшись самым весомым, достиг своего результата.
Это синее платье сыграло в ее жизни судьбоносную роль, как бы пафосно это ни звучало. Но Ада, сама не любящая напыщенности, так и звала про себя то Зинино платье судьбоносным…
На того мужчину она обратила внимание, едва лишь он вошел в актовый зал. И сразу же, еще до того, как его представили публике, поняла, кто он: тот самый владелец предприятия, название которого Ада не запомнила за ненадобностью – спонсор, почтивший милостью забытый богом уголок. Ада подумала, что мужчине уже хорошо за сорок, судя по щедро посеребрившей его виски седине, и что по возрасту он годится ей в отцы. Под торжественно-восторженную речь директрисы, представлявшей гостя публике, Ада успела немного помечтать о том, как здорово было бы, если бы этот мужчина оказался ее отцом. Она даже придумала себе, чем вызван его интерес к их интернату – тем, что он узнал спустя годы о том, что у него есть дочь, разыскал ее и… Тут фантазия Ады иссякла, потому что дальше надлежало придумать свою реакцию на встречу, но она не смогла. Как и многие интернатовские, девочка мечтала о настоящей полной семье и, чего уж греха таить, частенько перед сном размышляла о том, кто ее отец и где он сейчас. Придумывала различные истории, но только свои возникшие чувства, если бы такая встреча на самом деле произошла, представить не могла.
А мужчину тем временем усадили со всеми почестями в передний ряд, Ада заняла скромное место в углу, откуда ей было видно и сцену, и зрителей. Перед публикой появилась Светлана и объявила первый номер. Ада с неожиданно кольнувшей сердце ревностью отметила, что мужчина хлопает девушке с большим удовольствием. Наверное, если бы у него на самом деле была такая «потерянная дочь», то на эту роль больше всего подошла бы красавица Светлана.
Во время концерта смотрела Ада не столько на сцену, сколько на передний ряд, следя за реакцией мужчины на выступления, ловя украдкой его улыбки, адресованные не ей, представляя, что это она кружится на сцене и гость аплодирует именно ей, Аде. Она впитывала жадно каждый его жест: как он покачал головой, как провел ладонью по волосам, как наклонился к собеседнице – директрисе. Ей нравилось смотреть на него, разглядывать профиль, который она для себя окрестила орлиным, хотя на самом деле нос у мужчины был самый обыкновенный, прямой, без горбинки, не особо большой, не особо маленький. Но такое определение ей вдруг пришло на ум и показалось интересным. Нравилось смотреть на его подбородок – чуть загнутый кверху, так, что между ним и нижней губой образовывалась уютная ямочка. Любовалась круто изогнутой и будто углем вычерченной бровью. И вдруг мужчина, словно почувствовав взгляд, повернулся. И подмигнул. Подмигнул ей – Аде, мгновенно покрасневшей. Как хорошо, что в полумраке не видно румянца! Спрятаться за чью-либо спину она не могла, потому что стояла одна. И вот, пожалуйте, сама оказалась как на ладони. Уйти? А вдруг гость поймет, что она смутилась и ушла именно из-за него? И она осталась. А мужчина, потеряв интерес к происходящему на сцене, то и дело бросал взгляды в сторону Ады: то улыбался, то в шутку хмурил брови-дуги, то качал головой. Девушка смущенно комкала руками подол платья, казавшегося ей теперь слишком расфуфыренным, и металась от желания провалиться сквозь землю до вызывавшего щекотку в животе стремления подойти к этому мужчине и заговорить с ним.
Он сам нашел ее в тот вечер после ужина. Нагнал Аду по дороге в актовый зал, остановил и немного поговорил о чем-то совсем незначительном. Об учебе, соседках по комнате, распорядке дня. Ада отвечала, как послушное дитя. И все ждала, что он скажет что-то важное, что-то такое… судьбоносное, способное в одно мгновение перевернуть всю ее жизнь. Но ничего такого он не говорил. Но в то же время что-то происходило. Какая-то магия – невидимая, но ощущаемая. Объяснение этому волшебству девочка дать не могла, но чувствовала, что картина ее мира будто заиграла новыми красками, так, словно всю жизнь Ада смотрела сквозь затемненные очки, а теперь их сняла. Магия скрывалась в жестах, мимике, интонациях гостя. Увы, их беседу прервала подошедшая директриса: