Особенно,... 
112 
— Иди сюда. — Мэрилин протянула ей руку. Она стояла на лужайке, вся в сиянии солнечных лучей. — Я давно тебя жду. Нам будет очень весело вдвоем.
Муся изо всех сил цеплялась за скользкие стены темного туннеля. Силы были на исходе, к тому же в туннеле был такой холодный ветер. А там, на лужайке, было тихо и тепло. И так покойно.
— Не мешкай. Здесь каждое мгновение — вечность. И все они прекрасны. Здесь нет страданий. Разве ты не устала страдать?..
Ей уже слепил глаза яркий свет. Она с трудом повернула голову назад и увидела Алешу.
— Прости, Мэрилин, но я не могу, — прошептала она и соскользнула на пол. Алеша подхватил ее на руки — это она еще помнила — и понес назад.
— Надежда есть, но, рассуждая чисто по-человечески, я бы пожелал ей смерти. — Врач смотрел на Старопанцева бесстрастными близорукими глазами. Его левая рука чертила в блокноте неправильной формы геометрические фигуры. — Вы сообщили ей о том, что ее муж повесился?
— Она уже знает. Хотя ей никто не мог об этом сказать.
— У меня создалось впечатление, что она почувствовала нечто вроде облегчения. Они не ладили между собой?
— Они были абсолютно чужими людьми. Дело в том, что они прозевали свой звездный час.
— Все это поэтическая ерунда. Скажите, а тот молодой человек, который не отходит от ее кровати, он ей кем доводится?
— Ее пасынок. То есть сын ее покойного мужа.
— Вот оно в чем дело. — Врач снял очки и несколько раз зажмурил утомленные глаза. — Выходит, она была ему хорошей мачехой. Что ж, всякое случается на этом свете. Бывает, приговоренному к смертной казни не просто даруют помилование, а еще и выпускают на свободу. Знал я и такие случаи.
В самолете Андрей напился до полного бесчувствия. Плохо ему стало уже на подходе к Стокгольму.
«Скорая» ждала возле трапа. Санитары чуть не перевернули носилки, когда засовывали их в машину. Андрей пришел в себя на какое-то мгновение и вспомнил то, что так страстно жаждал забыть. Как он подкрался сзади к парню, с которым они пили в ресторане шампанское, схватил его за руку, навел револьвер на Мусину грудь — в самый ее центр, где, он слышал, находится душа, надавил на лежавший на взводе курка палец.
Выстрел прогремел, когда он был уже на лестнице. Он скатился вниз и остановил какую-то машину.
Андрей громко простонал. Он испытывал глубокое раскаяние и тоску.
— Знаешь, дорогуша, а я все равно от тебя не отстану. И рано или поздно ты окажешься рядом со мной. Потому что тебе тоже захочется покоя. В земной любви ты никогда не найдешь покоя. Ну да. Ведь она состоит из вечного беспокойства, понимаешь? — Мэрилин сидела на столике в гримуборной с бокалом шампанского в руке. — Даже когда ты выходишь замуж за человека, которого очень любишь, и он становится только твоим, ты ощущаешь беспокойство оттого, что с каждым прожитым днем краски окружающего мира становятся все бледней, а ваша любовь обыденней. А тебе хочется, чтобы было, как в самом начале, правда? Но так быть не может — и ты рвешь и мечешь и все ищешь чего-то нового, какой-то свежести чувств. Это новое тоже скоро становится старым. Увы, дорогуша, так устроена жизнь по ту сторону туннеля…
— Помнишь, как я танцевала для тебя в поезде? — Муся пошевелила тяжелыми, словно окаменевшими, пальцами левой руки, и обрадовалась пронзившей позвоночник острой боли. — Мне кажется, я смогу повторить этот танец на «бис». Разумеется, если ты попросишь меня об этом. — Она сделала невероятное усилие и приподняла руку на целый сантиметр над одеялом. — Видишь? Это потому, что я знаю наверняка: наша любовь не постареет, не превратится в привычку. Ты оказалась не права, Мэрилин. Но я уверена, ты будешь радоваться вместе с нами…
112 
