– Я Петр, – представился он, хоть я и так догадалась. – Давайте ваши вещи, я отнесу их в машину. Пойдемте? Или вас кто-то еще должен встречать?
– Нет-нет. Я так и не собщила родителям о своем приезде.
Показалось ли мне или он действительно расслабился, услышав эту фразу?
– Ваш дедушка уже ждет вас, – сказал Петр, усаживая меня в видавший и лучшие времена «Пежо».
– Как его зовут?
– Хорхе Луис.
Я улыбнулась: испанское имя пролилось на мое раненое сердце лечебным бальзамом. Отрешенно глядя в окно на березовые пейзажи, я думала о том, что чувствую себя так, будто мне вырвали внутренности: мне было пусто и больно. Еще утром я ехала по развязкам другой автострады, наблюдая иные места, казавшиеся мне куда более родными, чем подмосковные. Тогда в сердце еще пульсировала робкая надежда на то, что случится чудо: Рауль приедет в аэропорт и попросит меня остаться. И я бы осталась. Та яркая жизнь, казавшаяся в сравнении с московской сериальной, придуманной, казалась мне куда ближе этой. То было мое море, сейчас же я, морская рыба, оказалась в маленьком стоячем пруду с протухшей водой.
Плохо. Очень. Не радует даже предстоящая встреча с моим настоящим дедушкой. Тоскует ли он так же по Испании, как я сейчас? Ведь он родился там, его выдернули из счастливой жизни насильно. Растоптали ее, разрушили. Кто знает, что пережил мой дедушка, ребенком оказавшись без родителей в чужой стране? Я читала про детей войны, и, помню, меня до слез впечатлило то, что потом, после войны, родители на свои просьбы вернуть им детей не получили ответа. Прошли годы и годы, прежде чем советские испанцы смогли поехать на родину.
– Анна, вы плакали? – спросил, оглянувшись на меня, Петр.
– Немного, – призналась я. – Просто… мне было грустно уезжать оттуда.
– Там что-то произошло?
– Нет. В общем, да. Но это так, уже прошло… Правда, – я улыбнулась. – Сейчас я думала о дедушке, о его судьбе, и мне вновь стало грустно.
– Да, судьба у него была нелегкая. Но он желает рассказать вам сам. Простите, Анна, за то, что я вас бросил на какое-то время. Возникли некоторые… э-э-э… затруднения.
– Петр, а зачем вообще понадобилась эта поездка? – задала я тот вопрос, который с самого начала не давал мне покоя. – Не просто же на каникулы вы меня отправили? Или целью было то, чтобы я сама разгадала семейную тайну? Но проще же было просто привезти меня к дедушке…
– Он сам вам все расскажет – таково его пожелание, – уклончиво ответил мой спутник. – Бедный старик сегодня ночь почти не спал – из-за волнения, вызванного предвкушениями встречи с вами.
– Петр, а вы кто? – задала я следующий вопрос. Так лучше – задавать вопросы, поддерживать беседу, так лучше, потому что тогда я не думаю о том, что осталось в другой стране. – Детектив, нанятый дедушкой?
– Нет, – усмехнулся Петр. – Я – сын вашего дедушки. Ваш дядя.
– Опа! – воскликнула я. – Я не знала, что у моего настоящего отца был брат… Значит, вы и о нем, о моем папе, рассказать можете…
– Могу, – кивнул Петр. – Но давайте, Анна, позже. Пусть право первого рассказа о нашей семье останется за вашим дедушкой.
– Хорошо.
За разговорами я не заметила, как мы подъехали к небольшому дачному участку с покосившимся недостроенным домом.
– Не обращайте внимания на то, что на первый взгляд тут – запустение, – словно прочитал мои мысли Петр. – Ваш дедушка очень любит свежий воздух, поэтому летом больше времени проводит на даче. Пойдемте?
Я вышла из машины и отправилась следом за Петром к крылечку из трех деревянных ступеней.
– Прошу! – распахнул передо мной дверь Петр.
И хоть на улице еще было светло, я шагнула в абсолютно темное, как мне показалось со света, помещение. Дедушка настолько любит темноту, что предпочитает закрывать окна ставнями?
– Где-то тут был выключатель, – раздался рядом со мной голос Петра. И в это мгновение что-то мокрое и остро пахнущее крепко прижалось к моему носу и рту.
«Конец», – подумалось мне.
– Папа, что ты делаешь?! – услышала я пронзительный испуганный голос перед тем, как окончательно отключиться.
– Э-э-э, она точно не того? – рассек абсолютную тишину в моей голове незнакомый мужской голос, вызвавший неприятное и острое, как изжога, чувство опасности. От этого ощущения нависшей беды я и очнулась. Открыла глаза и зажмурилась, так как ударивший в них свет оказался слишком ярким. Уже чуть позже я поняла, что свет идет от фонаря, направленного мне в лицо.