208 
И тогда я понял что это п…ц,
Я засунул дуло автомата себе в рот и нажал спусковой крючок.
Я чувствовал как дуло автомата тряслось в моем рту…
Больше эти фигуры мне не снились.
Автомат – тоже.
Но тема войны, всё-таки продолжала волновать меня.
– Дед, расскажи мне самую интересную историю с войны…
Но дед упорно не хотел рассказывать. Пока однажды не напился.
Тогда он рассказал мне одну историю после которой я тоже захотел напиться.
Вот это история деда.
Он начал рассказывать мне с описания окопа.
Окоп – это символ войны. Сначала он аккуратный, с ровными стенами.
Но через несколько дней он превращается в грязную вонючую яму в которой ты ешь, спишь, срешь и даже иногда мечтаешь – глядя на звезды.
Окоп – это твоя жизнь.
А через неделю нас начали бомбить. Бомбёжка – это страшные удары в землю.
Каждый удар, это как игра – повезёт… не повезёт… повезёт… не повезёт…
Если не повезёт, страшенный удар разорвёт вас на куски и разбросает
по земле… руки, ноги, кости…
Я целовал стены окопа и умолял их защитить меня. Стены окопа дрожали, осыпались, но выстояли.
Меня не достало.
Я понял это когда из стенки окопа вылез какой-то жук. Он посмотрел на меня,
а я на него.
– Я живой – понял я. – обстрел закончился.
А на следующий день, я узнал что такое атака.
Сначала нам дали по 200 грамм водки, и через час – истошный крик "вперёд" разорвал тишину.
Водка кружила голову, винтовку держу наперевес.
И чтобы не было страшно – кричим "Ура".
Ура! – это означает что я ещё живой.
Ура – я ничего не боюсь.
Ура – мне наплевать на смерть.
Но потом "Ура" – замолкло и ужас смерти во всей своей красоте опустился на нас.
Без "Ура" – ты видишь поле боя совсем другим.
Видишь как твои соседи корчатся от боли на земле и что только пару человек остались стоять на ногах. И слышишь свист… свист… свист…,
Он всюду… – возле твоей руки, возле ноги, возле головы.
А потом вдруг "чмяк"… и ты от ужаса приседаешь и трогаешь себя, проверяешь – не в тебя ли попало.
Чмяк…Чмяк… и ты видишь как голова соседа разлетелась на куски, брызги крови и мозгов на его шинели.
Он падает.
И ты тоже падаешь на землю, и залазишь в какую-то яму.
Это воронка от взрыва.
И мечтаешь стать в этом окопе – жуком. Маленьким и незаметным.
Но жуком ты стать всё-таки не можешь.
Увы…
Ты можешь только прижиматься к земле… потом это надоедает тебе делать и ты начинаешь осторожно выглядывать из окопа.
Оказалось что я между двумя окопами.
Немецким и русским.
Всё поле шевелится… и только теперь начинаешь понимать что это шевелятся раненые.
А потом вдруг к тебе возвращается слух. Как будто кто-то уши твои открыл. И слышишь ты – жуткий вой.
Несколько десятков раненых солдат корчатся и кричат, стонут, воют.
Хотеться чтобы опять слух пропал, но он больше не пропадает.
Между трупов меня не видно, но я вижу всё.
Кто-то из раненых пытается ползти назад, к своим. За ним стараются ползти и другие.
– Может и мне с ними? – Возникает мысль но вдруг пулемётная очередь разрезает тишину.
Несколько раненых затихли а двое других начали кричать ещё сильнее.
Кажется и в них попало.
Немецкие окопы – недалеко от меня.
Я вижу как их немецких окопов выглядывают каски, и дуло пулемёта.
Оно, дуло – дымится. Наверное недавно смазали маслом.
Их наших окопов появился санитар. Он высоко поднял сумку с белым крестом, потом пригнулся и на корточках пополз между убитыми – туда, к раненым.
Я вижу его телогрейку, и сумку с белым крестом которую он волочёт по земле.
Сухой выстрел раздался прямо где-то рядом.
Один только выстрел и санитар застыл на земле.
Кажется, это стрелял снайпер.
Но раненные не видят того что произошло с санитаром. Они стонут, кричат об помощи. Они не понимают что это невозможно.
Потом из наших окопов выпустили собаку.
К ней привязали сумку с белой полосой, – наверное там бинты и вата.
Я уже видел этого пса в медчасти. Но не знал что он может помогать раненым.
Собака ползком карабкается между трупами, обнюхивает их и ползёт дальше.
Но недолго.
Собаку убили – миномётом.
Я не видел его. Он был в немецких траншеях которые были дальше от меня.
208 
