Особенно,... 
264 
Неужели это даёт удовольствие до такой степени что слюна капает со рта?
Я долго искал, как это проверить. И всё-таки – нашёл.
В свои десять лет, однажды я начал убивать.
Взяв небольшой камень, я подошёл к муравейнику.
И долго смотрел на него.
Как муравьи куда-то спешат, что-то тащат на спине, работают. Наверное у каждого есть семья, дети.
И подумавши немного я поднял камень над муравейником.
Тра – та – та – та! – сказал. И начал убивать их камнем. Как тот парень, стреляющий из пулемёта.
– Я такой же как ты!
Тра – та – та – та…
Моя рука работала отдельно от меня. Вот бежит один… увильнул вправо – всё! Мёртв. Другой успел скрыться. Третий – погиб на месте. Прикрывая другого.
– Как герой – усмехнулся я.
И тут же перестал убивать.
– Может именно это говорил парень у пулемёта?
Нет, мимика губ не совпадала.
И я снова продолжил кровавое побоище муравейника.
Ожидая когда из меня вырвется таинственное слово.
Тысячи муравьёв уже лежали там где недавно был цветущий муравейник.
А над оставшимися в живых всё ещё звучало безжалостно – Тра – та -та -та.
Как над тем полем, в фильме.
Я видел как из муравьиной норы некоторые пытались выскочить, забрать своих раненых, помочь им, защитить их.
Но не они решали кому жить в этом аду.
А я.
И вскоре муравейник был пуст. Только трупы и развалины.
Я смотрел на них, внутри у меня было пусто. И заветное слово так и не вырвалось изнутри у меня.
– Конец. Я проиграл тебе, парень – подумал я.
И даже слюна не закапала у меня по подбородку от удовольствия.
Лишь закапали слезы от собственного поражения. И жалости к муравьям.
И тогда я снова пошёл в тот кинотеатр.
И вот снова – толпа людей скачущих на конях.
Они снова – живые и весёлые.
Махают саблями и винтовками.
И тогда появляется снова – тот парень, вцепившийся в пулемёт.
Нажимает пальцем кнопочку и всё меняется. Создаётся ад, из крови и костей.
Кони задирают головы, отчаянно ржут, падают на поле, жалобно смотрят на людей, а люди – кричат от ужаса и боли зажимая страшные раны руками.
– Не надо! – Сплошной вой над полем.
Но он не слушает их. Смотрит на их страдания в прицел пулемёта и лишь слюна капает из рта. От удовольствия
Он говорит им лишь одно слово в ответ.
И тогда, услышав это слово – все кто на поле – вдруг затихают.
Оно очень страшное. Или магическое. Или может сострадательное?
Но именно оно – как будто поясняет им – все. И они тихо умирают когда слышат его.
Открой же мне это слово! Господи!
Я не могу спать. Я не могу есть. Я потерял покой и интерес ко всему кроме тайны этого магического слова.
И тогда я решил – я буду снова убивать.
Я нашёл резинку, натянул её и выстрелил.
И тот час же – паук со стены исчез навеки.
Но пауков было в комнате мало.
Зато мух оказалось много.
И теперь я безжалостно начал убивать мух, летающих под абажуром лампы на потолке.
Они были весёлые, гонялись за друг дружкой. Немного отдыхали присев на абажур, и снова гонялись. Как дети.
И тогда в комнате зазвучало страшное – Тра – та – та – та!
И настоящий ад опустился на игривых мух.
Я прищурил глаза, как тот парень, из фильма, и стрелял… стрелял… стрелял…
Они отлетали по всем углам комнаты, падали и больше не вставали.
А те кто оставались в живых – ничего не понимали.
Они хотели продолжать играть с друг другом. И с резинкой тоже. И лишь последние из них поняли что игра эта – имеет название – смерть.
И попытались спастись. Но окно было закрыто.
И тогда они переставали летать, садились на абажур и ждали смерти.
Я целился как тот парень, который стрелял из пулемёта, я пытался непроизвольно шептать первое что придёт мне в голову, надеясь что это будет заветное слово.
Но у меня лишь вырывались слова типа:
– Попал! Промазал! Задел! Прямо в точку!
Это не то.
Не это шептали губы парня у пулемёта. Я знал это наверняка.
Пол комнаты уже был покрыт трупами нескольких десятков мух.
Но мои губы так и не произнесли заветное слово.
Я снова проиграл.
И надо было смириться с этим. Продолжать жить как остальные сверстники – играть в футбол и читать книги Жюль Верна.
264 
