47 
– Видишь, насколько проще красить, когда все подготовлено, – рассуждал Майкл, ловко орудуя роликом на длинной ручке. – А если ничего не снимать, пришлось бы возиться с кисточкой, долго, а ровно никогда не положишь.
Когда закончили первый слой, поджаренные сэндвичи уже были готовы. Перекусили на скорую руку, чтобы краска совсем не высохла. Второй слой лег уже совсем идеально, и на палубу было больно смотреть, так она сияла на солнце.
– Эй, вы тут? – раздался голос из-за борта, и к корме вывернула лодка Айры, обшарпанная до невозможности, заваленная разноцветными юбками, маечками и прочей дребеденью. Айра греб одним веслом, стоя на колене, а на кормовой банке сидела Гретель, ровно держа спину, с нарочито скромным выражением на лице.
– Мишель! – завопил Айра на всю бухту. – Я привез что обещал!
Из салона вылезла Мишель, сильно смущенная. И вправду, она имела неосторожность остановиться вчера около лотка Айры на рынке и даже поболтать с ним. Тогда ей удалось отвертеться, но она сгоряча пообещала еще посмотреть товар, если Айра подъедет к ней на яхту. Вздохнув, она села на борт, свесив ноги под леера, и принялась придирчиво рассматривать маечки, которые Айра подавал одну за другой, не забывая слегка подгребать веслом, чтобы лодку не относило отливом.
Гретель смотрела на Ганса по обыкновению молча и немножко виновато. Потом улыбнулась и тряхнула головой:
– Ну что, герои? Покрасили?
– А как же! – отвечал Ганс обрадованно. – Залезай, посмотри, какая красота! – и они с Майклом выдернули Гретель из лодки за обе руки и аккуратно приземлили ровно на палубу, она даже пискнуть не успела. Всплеснула руками и обратилась к Майклу:
– Кэп, а можно пройтись? – и, не дожидаясь разрешения, затанцевала по белоснежной палубе, крутя юбкой и напевая что-то свое на четыре четверти. Майкл смотрел, довольно ухмыляясь, посасывая сигару.
– Ну что, можно принимать уважаемых гостей?
– Можно, можно! А откуда у тебя уважаемые гости, ты же все больше со всяким сбродом дружишь вроде нас? – И Гретель спрыгнула в кокпит, уселась рядом с Гансом и обняла его порывисто за плечи, прижалась покрепче.
– Нашел он каких-то сумасшедших, – объяснил Ганс. – Датчане, арендовали яхту на полтора месяца, говорят, медовый месяц у них.
– А зачем тогда на полтора? – удивилась Гретель.
– Я знаю, – отозвалась Мишель, держа в руках очередную маечку. – Если они с нашим кэпом столько проживут, им потом ничего не страшно.
– Я их буду высаживать на берег иногда, – сообщил Майкл. – Настоящих моряков мало, не понимают люди, как хорошо в море. В Венесуэлу пойдем… – Все расхохотались, так мечтательно это прозвучало. Майкл по секрету всем рассказал про свою последнюю зазнобу из Маракайбо, самую скромную и нежную девушку на свете, которая его терпеливо ждет уже месяц. Саманта, правда, считала, что Майкл больше скучает по карпинчо: девушки-то есть везде, а настоящих друзей мало.
Айра продолжал неутомимо подавать Мишель шмотки. Уже было понятно, что она опять ничего не купит, но он не раздражался, только поддразнивал ее: «Конечно, на тебя это не налезет, с такими-то боками!» Тонкая политика принесла успех, Мишель побежала за кошельком и купила за десятку какую-то совсем миниатюрную маечку с тонкими бретельками. Айра улыбался, блестя белыми зубами на черной физиономии, а деньги взял небрежно, как будто не в них счастье. Собственно, так оно и было.
Когда он отчалил, Майкл посмотрел вдруг на часы:
– Друзья мои, а ведь сегодня вечер у губернаторши! Надо пойти отдохнуть, что ли. Давайте я вас отвезу.
Вдова покойного губернатора, последнего за долгую историю, вышла за него в свое время совсем молоденькой и успела родить ему двоих сыновей. Так что в мир иной он отошел вполне счастливым человеком, даже не застал наступления независимости: пока подыскивали новую кандидатуру, империя сама собой развалилась. Старые люди вспоминали колониальные времена с теплотой: солнце было ярче, девушки моложе и красивее, и однажды до острова даже почти доехала королева, но ее сразила лихорадка за два дня до визита, так что она отбыла восвояси, да так больше и не вернулась. Злые языки утверждали, что это была не лихорадка, а дизентерия, но эту версию не уважали.
Губернаторша же не только вспоминала прежние времена, но и регулярно, два раза в год, устраивала приемы, один на день рождения Ее Величества и один в произвольное время – это была ее дань свободомыслию. Сегодня как раз был такой день, и Гретель с Гансом попали в круг избранных, довольно широкий, надо признаться.
47 
