Особенно,... 
4 
Приметно багровеет Святополк, а сам взгляд от лужицы не отрывает. Хочется киевскому князю по лужице кулаком ударить. Да видно не смеет: князья не смерды, их брызгами не устрашишь и криком не напугаешь. Великим уважением пользуется в Русской земле Мономах. Чуть что примут его сторону Святославичи да Василько с Володарем - как бы не пришлось тогда Святополку из Киева да к полякам, к полякам...
Жмурится Святополк, чтобы не видеть проклятую эту лужицу, и выговаривает:
- Быть по сему. Пускай. Да только не пожалеть бы опосля...
Уладившись, все князья целовали на том крест. Последним к кресту подошел Святополк и сухо, с явной неохотой приложился к нему губами.
- Сердит, ох сердит князюшка! - воевода Святополков Янь приблизил сивый ус свой к уху козарина Ивана Захарыча, давно уж бывшего на русской службе.
- Еще б не сердит... Части Давыда, Володаря и Василька выделены из Волынской земли, ранее принадлежащей Святополкову отцу. Не хотел наш князь Волынь выпускать, да выпустил, прижал его Мономах, - согласился козарин.
Была Святополкову недовольству и иная причина. Втайне надеялся он, что останется за ним Новгород, входивший прежде во владения отца его Изяслава. Да только еще малюткой посадил туда дед Всеволод внука своего Мстислава, сына Владимира Мономаха. Взрастили Мстислава новгородцы с молодых его ногтей, прикипели к нему душой, составили ему дружину надежную, укрепили стены - поди теперь сунься: намнут бока. Пробовал Святополк к ним бояр своих подослать, да только Новгородцы ему в ответ: "Что ж, пригоди к нам, Святополк, коли у тебя две головы. Коли же одна голова, сиди лучше дома".
Однако и без того нечего Святополку Бога гневить: сидит он на лучшем столе, старшим считается в земле Русской. Плодородны, обильны людьми киевские земли; к тому же и Киев ему принадлежит с ремесленными посадами и богатой торговлей. Вот только алчен Святополк до наживы - со всякой торговли от двадцатой до десятой части берет, да еще и ростовщикам-иудам способствует: за хорошую мзду позволяет брать им резу душегубскую.
Как пришло время разъезжаться, сказал Мономах князьям:
- Запомните, коли теперь после крестного целования кто из нас поднимется на другого, все мы встанем за зачинщика, и крест честной будет на него же. Будет тому порукой крест честной и вся Русская земля...
На прощанье князья обнялись, поцеловались братски друг с другом и разъехались по своим уделам.
ЦЕЛОВАНИЕ НАРУШЕНО
"Если кто нарушит целование, все на него встанем. Будет тому порукой крест честной и вся Русская земля," - запали князьям в душу слова Мономаховы.
Но всё едино - нарушили целование. Не устыдились креста.
Первым червь раздора стал глодать Давыда Игоревича.
Завислив Давыд, недалек умом. Не в деда Ярослава уродился внук, не в прадеда Владимира-крестителя. В иную пошел, видно, породу.
Совсем иное молодой Ростиславич - Василько. Храбр, предприимчив, богатырь по виду и по духу. Много славных дел сотворил Василько для Русской земли. С юных лет был он врагом чванной Польши - не раз наводил на неё свои рати, заключая для того союз с половцами, усмирял опасного соседа.
Вот и теперь затевал Василько новые обширные походы на латинян. Охотно шли под его стяги берендеи, печенеги и торки - знали: в случае удачи не оставит их Василько без награды. Щедр Ростиславич, широк душой, помнит он мудрость пращура своего Владимира: "Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро, и золото".
Еще до Любечского съезда злобился Давыд Игоревич на Василька за то, что достался Васильку лучший удел - Теребовль. А тут еще, как стал Василько войска собирать, возомнилось Давыду: а ну как для того это всё, чтобы забрать у него Владимир-Волынский? Что Васильку стоит-то с его ратями-то?
Глупая мысль, пустая, а всё равно свербит и покою Давыду не дает.
"Оно, конечно, крест-то он в Любече целовал, клятву давал на чужое не зариться... Ну а вдруг? Дело бранное - дело забывчивое," - угрызается Давыд. Верно говорят, что всяк по себе судит.
Колеблется Давыд, мятется, отдыха ни ночью, ни днем не знает. Дозоры усилил, секреты расставил, разведчиков дюжинами в Теребовль засылает. Возвращаются разведчики и всяк одно твердит: мол, стекаются к Васильку берендеи, торки, половцы, встают шатрами своими и повозками у его стягов. Ждут, покуда вернется Василько из Любеча.
Хватает Давыд разведчиков за ворот, дышит им в лицо.
- А на кого поход? На кого? Отвечай, пес! - почти кричит.
4 
