.
Очередная сказка о Золушке 
20 
– Чего будет?
– Вот и хорошо, что не знаешь: тебе же и лучше. Разорвет ее, сожжет огненным дыханием или просто провернется два раза, обернется в черную простыню и исчезнет, а потом появится, когда мы его не ждем.
– А как же тогда?
– Погоди. Сейчас соображу... – Филька оглядел комнату.
До чего же просто все всегда придумывается в фильмах ужасов – и проваливающиеся стулья, и чаны с кислотой, и тигры, выскакивающие из стенного шкафа, и развешанные на стенах двуручные мечи. Куда как сложнее устроить засаду в трехкомнатной квартире панельного дома, в котором слышно через пол, как чихает сосед сверху.
Но все же Филька придумал. Ведь недаром и отец, и дед, и прадед, и дед прадеда были у него Хитровыми. А такую фамилию, как известно, просто так, за красивые глаза, не дадут.
– Помоги отогнуть ковер! – велел он Петьке.
3
Ночь медленно наползала на город, нависала над ним тысячами черных и сиреневых стрел. Вначале потемнели и провалились полукруги арок, потом ночные тени поползли по первым этажам домов, и под конец только небо, потухая, еще сопротивлялось немного ночи. Но от темноты до полуночи было еще несколько часов. Время мертвого палача еще не наступило – и он лежал под своим камнем.
Эти несколько часов ожидания, предстоявшие им, были самыми тягостными. Сидеть и ждать, пока земля на могиле провалится и появится длинная фигура, завернутая в черную простыню.
– Как ты думаешь, почему раньше про него ничего не было слышно в городе? – спросила Анька. Филька повернулся к ней и слегка пожал плечами. Они сидели рядом на диване. Мокренко, как беспокойный медведь-топтун, бродил по комнате, не находя себе места. Он то брал какие-то вещи с Филькиного стола, то со вздохом ставил их обратно.
– Про мертвеца? Я много думал об этом. Должно быть, он мог выходить лишь на одну-две ночи в году и не способен был никому причинить вреда, пока...
– Пока ты не взял у него простыню?
– Да, а потом не вернул. Замкнулся какой-то круг. Выполнилось условие, при котором палач вновь мог обрести силу... И во всем виноват я, – сказал Филька.
– Нет, не только ты. И я тоже. Если бы не этот дурацкий спор, ты бы и на кладбище не оказался, – заявила Анька.
– Нет, я виноват! Простыню кто брал? А вернул кто?
– Нет, не ты! Мы вместе пошли ее возвращать, только потом я поняла, что этого делать не надо, а ты не понял.
– А ну, тихо! Хватит спорить! И без вас все в ушах жужжит, а вы еще: я – не я... Тьфу! – Мокренко, как скала, навис над ними. Его пухлая физиономия была перекошена.
Хитров почувствовал, что Петьке страшно, нервы у него на пределе и он лезет в бутылку.
– Хорошо, Петенька, мы не будем спорить. Только отойди, пожалуйста, и не загораживай нам лампочку, – проворковала Анька.
– Что? – взвился Петька. – Да я...
В этот миг дверца шкафа неожиданно затряслась. Внутри что-то застучало, запрыгало. Анька вскрикнула:
– Кто у тебя там?
– Не знаю, – сказал Филька, не отрывая взгляда от дверцы.
Звуки в шкафу не прекращались – они не были грозными или очень сильными, но зато настойчивыми. Кто-то или что-то определенно требовало, чтобы дверцу открыли.
– Надо открыть, – наконец решился Хитров. – Петька, бери клюшку! Мало ли что...
– А ты?
– Я гантель возьму... Раз, два, три...
Филька дернул дверцу. Соляные фигурки раскачивались и быстро перемещались по полке, скользя, точно по льду. Их прозрачные зубы щелкали, а руки, тонкие, точно нити, то вскидывались над головой, то в мучительной мольбе протягивались вперед.
– Ну все! С меня хватит! Сейчас я их!.. – Петька размахнулся клюшкой.
– Ты что... Что делаешь? Больной? Ты что, забыл, кто это? – Хитров повис у него на руке.
– Они рабы черной простыни, вот они кто... – буркнул Петька, но клюшку все же выпустил и отошел в сторону.
– Смотри, у тебя тут тушь какая-то стояла, они ее разлили и теперь будто пишут, – сказала Анька, внимательно наблюдая за странным перемещением фигурок.
Когда фигурки прекратили свой загадочный танец и вновь замерли, то стала видна надпись, темными разводами отблескивающая на полке. Следы туши гласили:
«МЕРТВЫЙ ПАЛАЧ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ВЫ ПРИШЛИ НА КЛАДБИЩЕ И ЖДАЛИ ЕГО У МОГИЛЫ!»
– Ну уж нет! Не пойдем! Надо ему – сам заявится! – возмущенно воскликнула Анька.
Обе фигурки – рабы черной простыни, как назвал их Петька, – скорчились от ужаса.
– Он придет. Знаю, что придет, – тихо сказал Филька.
4
В томительном ожидании прошло несколько часов. Под конец они уже не ждали, а просто сидели на диване, то ненадолго засыпая, то поднимая головы и тоскливо оглядывая комнату. Анька дремала. Ее голова лежала у Фильки на плече. Изредка она начинала сползать, и тогда Иванова просыпалась и спрашивала пугливо: «Уже?»
20 
