25 
Роковые красотки считали Джерри Ли своей лучшей подружкой и поверяли ему все, даже самые нескромные тайны своей души, а что еще важнее — тела. То, что чаще всего после этих откровений они просыпались в постели Джерри Ли, повергало их в состояние такого безмерного и всеобъемлющего изумления, что впоследствии они предпочитали помалкивать о произошедшем. Таким образом, репутации гея урон не наносился, положение вещей не менялось.
Морт дружил с Джерри с семнадцати лет — с того самого времени, как впервые попал в Нью-Йорк. До двадцатилетия их дружбы, таким образом, оставалось всего два года, и Морт привык считать Джерри Ли своим братом или даже — в хорошем смысле слова — альтер эго. Джерри Ли, этот клоун, насмешник, актер, бабник, вертопрах, хулиган и авантюрист, воплощал для Морта все то, на что ему самому в жизни не хватало либо времени, либо смелости.
После звонка Фиджи заснуть оказалось все равно невозможно, и Морт решил озаботиться своим гардеробом, точнее гардеробом Джо Вульфа, мелкого гангстера с большим кошель… пардон, лопатником. В том, что у Джерри Ли найдется нужный костюмчик, он практически не сомневался, а телосложения они были одинакового.
Гардеробная в доме Джерри Ли занимала комнату, по площади равную двум спальням Морта в его английском замке в Кенте. Сам Морт даже и мечтать не мог разобраться в этих пиджачно-брючных лабиринтах, поэтому с порога выдал Джерри необходимую информацию — и уселся ждать.
Через десять минут дружок вывалил перед ним ворох костюмов и поменялся с Мортом местами. Теперь он валялся на софе — а Морт маялся перед зеркалом.
— Черт! У этого пиджака плечи набиты чем-то мягким.
— Морт, ты темен, как русский крестьянин из тундры. ВСЕ пиджаки этого фасона славятся накладными плечами.
— Джерри, ты мелешь чушь. Во-первых, в тундре не водятся русские крестьяне. Во-вторых, любой русский крестьянин презрительно пожмет плечами, плюнет и пойдет прочь, если ему предложат надеть такой пиджак…
— Оставим крестьянина из далекой России в покое, мой друг. Ты просил гангстера — я дал тебе натуральный гангста-фэшн. Стилизация под тридцатые годы, зауженная талия, плечи, полосочка, шляпа — красота! Вегас рухнет у твоих ног.
— Мне не нужен Вегас. Я его вообще не увижу. Мне нужно разобраться в «Саду Наслаждений».
— О, как это звучит! Надеюсь, у тебя есть достойный, хм… напарник для разборок?
— Как это у тебя получается, а? В самую невинную фразу ты вкладываешь столько двусмысленности…
— Я же юрист, дорогуша. А юристы состоят из двусмысленности, как простые смертные из воды, на семьдесят процентов. Так что с напарницей?
— Я ни слова не сказал о напарнице.
— Морти, ты у нас, конечно, талантище, но изобразить гея тебе слабо.
— А при чем здесь это?
— В гнездо порока едут с соответствующими целями — и с соответствующими спутниками.
Морт посмотрел на Джерри Ли, отложил в сторону пиджак в полосочку и уселся на пуфик, решительно подтянув к себе сервировочный столик, на котором стояли бутылка виски, содовая и вазочка со льдом.
— Стало быть, ты тоже знаешь об этом отеле, как о гнезде порока… И что тебе известно?
Джерри Ли хмыкнул.
— То же, что и всем. Ничего конкретного. Отель, в рекламном буклете которого написано, что тебя ждут все мыслимые и немыслимые удовольствия. Все твои самые разнообразные желания согласно тому же буклету будут исполнены, и ты уедешь, полный сил и новых впечатлений.
— Буклет я тоже читал…
Джерри Ли неожиданно преобразился. На месте жеманного и разряженного щеголя появился жесткий мужчина с холодным и цепким взглядом серых глаз, затвердели скулы, голос стал ниже тембром и утратил насмешливые нотки.
— Фокус именно в этом, Морт. Все посещавшие этот отель, словно сговорившись, цитируют строки из буклета либо многозначительно закатывают глаза и отделываются междометиями. Заметь, даже мои близкие друзья, даже те, кто доверяет мне на все сто.
— А сам ты не бывал там?
— Шутишь? Я хорошо зарабатываю, но не настолько, чтобы платить за ночь со шлюхами десять кусков.
— Ты думаешь, там обычный бордель?
— Обычным его не назовешь, иначе хоть кто-нибудь о нем рассказал бы хоть что-нибудь. Но бордель — несомненно. Зачем он тебе?
— Его выставили на продажу за пять лимонов.
25 
