– Как-то раз я поехал с отцом в Колорадо-Спрингс. Мне было тогда лет четырнадцать. Ему нужно было переговорить со свидетелем по делу его клиента, и встреча была назначена в гостинице недалеко от банка. Мы только что пообедали и собрались уходить, как внезапно началась стрельба и кто-то закричал, что грабят банк. Я выглянул на улицу и увидел с полдюжины мужчин, ехавших верхом в нашу сторону. Не успев даже подумать, я выскочил на улицу. Поблизости стояла подвода, нагруженная чем-то тяжелым и запряженная четырьмя лошадьми. Я впрыгнул в нее, стронул с места и поставил поперек улицы, преградив бандитам дорогу.
– И они стреляли в тебя.
– Я не смог соскочить с подводы, потому что иначе лошади двинулись бы вперед и освободили им проезд.
– Значит, ты просто сидел и сдерживал лошадей, – с благоговейным страхом проговорила Блейр.
– Я сидел там, пока шериф не схватил грабителей.
– И что потом? Он улыбнулся:
– Потом отец стащил меня с подводы и отвел к врачу, который вытащил пулю, вторая прошла через руку навылет. Еще он позволил мне напиться, и, клянусь, похмелье оказалось куда хуже моих ран.
– Но благодаря тебе преступники были схвачены.
– И просидели в тюрьме много лет. Сейчас они вышли на свободу, и я даже повстречал одного из них.
– Когда? – спросила она.
– В тот вечер, когда мы ходили на прием. Помнишь, как мы ездили на Ривер-стрит? Попытка самоубийства? Помнишь того мужчину на улице? По-моему, он тебе не понравился.
– Игрок, – сказала она, вспомнив, как он на нее смотрел.
– И игрок тоже. Лего провел в тюрьме десять лет за то ограбление в Колорадо-Спрингс.
– Из-за тебя, – заметила Блейр. – Он должен тебя ненавидеть, раз ты помог поймать его.
Возможно, – равнодушно подтвердил Ли. Он открыл глаза и посмотрел на Блейр:
– Тогда ты тоже должна меня ненавидеть.
– Не совсем ненавидеть… – начала она, потом улыбнулась. – Куда ты ездил в нашу брачную ночь?
– Хочешь посмотреть мои шрамы?
Она начала было говорить, что он уходит от ответа, но сжала губы, так что они превратились в тонкую полоску, и промолчала.
Он взял ее за подбородок:
– Медовый месяц не время для обид и мрачных взглядов. Хочешь, я расскажу тебе, как принимал тройняшек?
Она молчала.
– У одного из них было не правильное положение. Молчание.
– Роды были преждевременные, младенцы выходили медленно, каждый – через час, и, чтобы сохранить им жизнь, нам пришлось…
– Пришлось – что? – спросила она после долгого молчания.
– О, ничего. Все было не так интересно. Правда, об этом написали в трех журналах. Или в четырех? – Он пожал плечами. – Неважно.
– А почему об этом написали?
– Потому что для спасения их жизни мы применили метод… Но тебе, возможно, это не будет интересно. Зевнув, он снова прислонился к поваленному дереву. Блейр бросилась на него, сжав кулаки.
– Скажи мне, скажи, скажи, – кричала она, а Ли смеялся и предпринимал попытки повалить ее на траву. Он успокоился, когда она оказалась на спине.
– Я расскажу, но ты тоже должна открыть мне какой-нибудь из своих секретов.
– У меня нет секретов, – пристально глядя на него, сказала Блейр, напоминая, что он отказался ответить, где был.
– Есть. Кто подложил ужа в мою коробку для завтраков? А кузнечиков в пенал? Блейр моргнула.
– Я не вполне уверена, но, скорее всего, это та же особа, которая положила тебе в ботинки ячменный сахар, которая зашивала рукава твоей куртки, которая насыпала жгучего перца в твои сэндвичи, которая…
– На вечеринке в саду у моей мамы!" – перебил он. – Я сидел и ел эти сэндвичи и думал, что и у всех остальных горит во рту и они готовы убить меня за такое угощение. Как это тебе удалось?
– Я дала Джимми Саммерсу пенни, чтобы он отвязал своего грязного пса, когда я уроню ложку. Пес побежал в сад, и ты – неутомимый спасатель – бросился за ним. Все смотрели на тебя, так что у меня было достаточно времени, чтобы заняться твоими сэндвичами. Я думала, что умру, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Ты был чуть жив, но съел все до последнего кусочка.
Он покачал головой:
– А сухая коровья лепешка в моей любимой шляпе для рыбалки? Она кивнула.
– А портрет мисс Эдисон на моей грифельной доске?