58 
Ясно было одно: 19 марта, в восемь часов вечера, то есть когда уже стемнело, Фюальдес направился на улицу Эбдомадье. Пятеро молодчиков затащили его в дом Банкаля, и шарманщик принялся наигрывать свою заунывную мелодию. Тросточка осталась лежать посреди дороги, и никто, включая шарманщика, не удосужился ее подобрать.
В доме Фюальдеса заставили подписать дюжину векселей, а когда он собрался уходить, Бастид захохотал:
– Думаешь, подписал и отделался? Нет, теперь мы тебя убьем!
Началась отчаянная борьба, жуткие крики разносились по всей улице. Но напрасно несчастный пытался вырваться из рук своих палачей – швырнув Фюальдеса на стол, они крепко прижали его к столешнице, и Бастид кухонным ножом перерезал ему горло.
Когда дело было сделано, бандиты поделили деньги, найденные в карманах Фюальдеса, завернули тело в холстину, свалили на носилки, и зловещий кортеж проследовал к реке. Убийцы совершенно не заботились о том, что еще нет десяти и на своем пути они вполне могут встретить припозднившихся прохожих. Между тем несколько человек видели их и подтвердили показания Банкаля.
Итак, под замком оказалось девять человек: Жозион, Бастид, Банкаль и его жена, девица Бенуа и ее любовник Колар, стоявший на страже Бускье, дурачок Миссонье и некая мадам Гатье. Эта дама являлась сестрой Бастида, а арестовали ее потому, что пошел слух, будто какая-то женщина, переодетая мужчиной, ждала Фюальдеса в доме Банкаля; возможно, именно эта женщина и была приманкой. Однако мадам Гатье быстро отпустили: у нее оказалось поистине железное алиби, и держать ее в тюрьме оснований не было.
Собрав всех участников преступления в одном месте, месье Тела приступил к допросам и был несколько удивлен, что не сумел получить ни одного признания. Кроме Бускье, стоявшего на страже, и Банкаля, который клялся, что единственным виновником является Бастид, все остальные яростно отрицали свое участие в убийстве, и практически было невозможно установить точную степень виновности каждого.
Вот тут-то и появилась очаровательная мадам Мансон.
Расставшись с мужем, Кларисса Мансон была изгнана из благородного общества Родеза, хотя и происходила из прекрасной семьи: отец ее был судьей в отставке. Вместе с шестилетней дочерью мадам Мансон вела вполне скромную жизнь. В свои тридцать два года она отличалась неброской красотой, обладала неизъяснимым шармом, одевалась с большим вкусом и была не чужда кокетства, отчего никогда не испытывала недостатка в поклонниках. Самым постоянным из них являлся офицер местного гарнизона Клемандо, которому она иногда разрешала сопровождать ее в театр.
Однажды вечером после представления Клемандо провожал прекрасную Клариссу домой. Они долго беседовали, и офицер неожиданно сказал своей очаровательной подруге фразу, довольно необычную для влюбленного:
– Говорят, что, когда в доме Банкаля убивали господина Фюальдеса, там присутствовала одна дама… и этой дамой были вы. Что вы на это скажете?
Любая другая женщина немедленно дала бы наглецу пощечину, в крайнем случае, возмутилась бы или рассердилась. Но Кларисса просто улыбнулась:
– Все это правда. Я действительно была там. И все видела!
Спустя два дня месье Тела вызвал мадам Мансон к себе в кабинет. Она пришла, одетая еще более изысканно, чем всегда, в шляпке, украшенной султаном, надушенная, и с первых же слов следователя расхохоталась:
– Месье Клемандо – ничтожество, мне просто хотелось посмеяться над ним! Разумеется, я никогда не входила в этот ужасный дом, более того, я никогда не была на улице Эбдомадье.
Следователю оставалось только извиниться и проводить прекрасную посетительницу до дверей. Однако кое-какие из ходивших по городу слухов казались ему подозрительными, кроме того, ответ Клариссы офицеру повторяли на всех углах; скандал разгорался. Тела отправился к префекту, господину д'Эстурнелю, и тот вызвал к себе мадам Мансон.
Красавица опять все отрицала, но в тот же вечер, случайно встретив префекта в доме своего отца, неожиданно призналась, что действительно пряталась в одной из комнат дома Банкаля, но причины, заставившие ее оказаться там, никак не связаны с этим делом. Когда Бастид обнаружил ее, он захотел убрать неудобного свидетеля, и своим спасением она обязана исключительно месье Жозиону. Рассказ сопровождался слезами, отчаянными возгласами и завершился глубоким обмороком, после чего все бросились приводить ее в чувство. С этого дня мадам Мансон стала главным свидетелем по делу.
58 
