Лёгкий, ненавязчивый романчик 
66 
Услышав эти слова, Шарлотта подумала, что нашла, наконец, разумное объяснение легенде.
— И вы думаете, Тавернье позволил бы кому-нибудь другому, пусть даже другу, купить необыкновенный камень, если все эти камни должны были принадлежать королю? Я очень в этом сомневаюсь. Каким, вы говорите, был бриллиант?
— Я вам сказал: желтый!
— А какой величины?
— Больше голубиного яйца, чистейшей воды и необыкновенного блеска. Настоящее маленькое солнце.
— Ну, так я могу вас уверить, что это солнце никогда здесь не сияло. Иначе я бы знала о нем!
— Вы были совсем девочкой, когда вас отправили в монастырь. Вам могли и не доверить подобной тайны.
— Хорошо, предположим, что отец все-таки купил бриллиант, и случилось это задолго до того, как он женился на мадемуазель де Шамуазо... Вы ведь не были знакомы с моей матерью?
— Разумеется, нет. Я знал только, что ваша мать была дамой со вкусом, любила красивые вещи...
— И была необыкновенно кокетлива. Брак был по любви. Я имею в виду со стороны моего отца, и было время, когда ему очень нравилось украшать и баловать свою молодую супругу. Вы можете быть уверенным, что, будь у него такой необыкновенный бриллиант, она бы непременно его носила. И все бы о нем знали. Но ничего подобного не было.
— А что, если господин де Фонтенак попросил не надевать его, чтобы не вызывать зависти и вожделения?
— Договориться на этот счет с моей матерью было бы невозможно, — с горечью отвечала Шарлотта. — Если бы в доме был этот бриллиант, мать перевернула бы все от чердака до погреба, лишь бы заполучить его. Что же касается отца, то даже если бы он и купил его, то камень могли у него украсть, он мог его потерять... Индия далеко, и дороги, которые ведут к ней, весьма опасны...
— У господина Тавернье никогда ничего не крали, — упрямо заявил Адемар.
— Откуда вы знаете?.. И вообще, стоит ли вам так уж расстраиваться? Если бы у меня в самом деле был этот камень и я бы разрешила его вам носить, бриллиант бы долго у вас не задержался.
— Насколько я знаю, двор — не темный проулок, где режут кошельки.
— Конечно, нет. Но страсть к камням превратилась у герцога Орлеанского в болезнь, и он не знает удержу, покупая их. Не говоря уж о вашем друге шевалье де Лоррене, которого украшение такого достоинства, конечно же, не оставило бы равнодушным.
— Он давным-давно о нем знает, — рассеянно уронил граф.
На Шарлотту будто бы снизошло озарение — она наконец поняла все!
— Неужели? И с каких же пор?
— Не помню. Мы дружим уже столько лет...
— А когда вам отец рассказал о чудесном камне?
— Ну-у-у... Это было... незадолго до его смерти, когда шевалье представил меня герцогу Орлеанскому и когда я поступил к нему на службу. Я должен был ехать ко двору, и отец подумал, что я, быть может, встречу там барона де Фонтенака и увижу бриллиант, относительно которого, признаюсь вам честно, у него сохранились сожаления. Ему было жаль, что ваш отец опередил его...
— При дворе вы не встретили барона, зато встретили меня! И теперь я понимаю, почему вы проявили столько упорства, склоняя меня к замужеству. Вы полагали, что легендарный камень будет прекрасным приданым.
— Да... Нет! — поспешил граф тут же исправить допущенную ошибку. — Вы очаровательны, и приходит день, когда дворянину пора жениться.
Но Шарлотте все уже стало ясно, и обманываться вежливыми словами она не собиралась. С улыбкой на губах и с гневом в сердце она встала, вынудив подняться и Адемара.
— Ну что ж, мой дорогой, мечта вас обманула. Поверьте, что я этим весьма огорчена. Но в утешение я напишу несколько слов мэтру Моблану, чтобы он выплатил вам три тысячи ливров, и вы сможете заняться приготовлениями к празднику.
Адемар мгновенно утешился и чуть ли не бросился к двери.
— Вы в самом деле не обидитесь, если я уеду раньше вас?
— Ничуть. Мы с вами увидимся в Версале или в Сен-Клу. Я отправлю с вами письмо к герцогине Орлеанской и распоряжусь, чтобы заложили карету и отвезли вас в Пале-Рояль.
Лицо Адемара просияло, он подошел, поцеловал Шарлотте руку, сказал, что она ангел, сделал пируэт и направился к лестнице, напевая что-то вроде менуэта.
На месте Адемара неожиданно возникла мадемуазель Леони.
— Не надо мне ничего рассказывать, — заявила она. — Я все слышала из-за двери. Я все знаю и считаю, что вы поступили правильно: беседа принесла свои плоды.
66 
