Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
96 
Не в силах расстаться с неожиданно обретенным чудом, Шарлотта положила «Глаз» в карман юбки и спустилась вслед за старичками в библиотеку. Бывший советник посольства из предосторожности запер за ними дверь, повернув два раза большой ключ.
— Значит, все-таки здесь? — спросила Шарлотта, направляясь к музе Клио.
— Здесь, но не совсем, — остановила ее мадемуазель Леони. — Ни одна из этих дам к тайне не причастна. Вы же помните, Шарлотта, что мы проверили их всех и не нашли больше ни одного тайника.
— Да, я знаю. Так где же они были спрятаны?
— Сейчас я вам покажу, — пообещал господин Исидор, предвосхищая поразительный эффект. — Только, пожалуйста, не садитесь, — попросил он Шарлотту, увидев, что она готова усесться на старинный стул с большой кожаной подушкой, стоявший у письменного стола.
— Почему?
— Потому что если вы сядете, я не смогу показать вам, где находится тайник.
Выдвинув на середину комнаты массивный стул, состоявший из высокого кожаного сиденья на резных, сравнительно невысоких ножках и высокой спинки, Исидор повернул один из завитков деревянной рамы, на которой покоилось кожаное сиденье, и из-под него выскочил ящик. Заподозрить его существование было просто невозможно!
— Вот! — торжествующе провозгласил Исидор. — Здесь они и лежали!
— Но как вы догадались, что нужно привести в действие механизм? Повернуть завиток? И вообще что в стуле есть какой-то механизм?..
Старый господин приосанился, но тут же застенчиво улыбнулся и признался:
— Моей заслуги в этом нет. На протяжении многих лет я сидел на «близнеце» этого стула в посольстве Мадрида. Один мой коллега показал мне, как действует этот механизм, который, заметим мимоходом, давно уже никому не служил. А я там прятал свои маленькие слабости: держал в тайнике миндальную халву и шоколад!
Глава 10
Дуэль
Первые месяцы нового, 1685 года оказались для Шарлотты гораздо счастливее прошлых лет, и она от души наслаждалась уютом и покоем. Сен-Жермен располагался совсем недалеко от Версаля, и оживленная жизнь королевского дворца доносилась сюда негромкими умиротворенными отголосками.
Надо сказать, что жизнь королевского городка казалась спокойной лишь при поверхностном взгляде. Душевный кризис короля, которому всеми силами способствовала его тайная супруга, распространялся и на его окружение. Дамы, которые совсем недавно лишь из вежливости заглядывали в церковь, теперь стали ревностными прихожанками. Не отставали от них и мужчины. Достаточно было благостного замечания из уст дамы в черном, которую никто не знал, как следует именовать теперь, и все по-прежнему называли ее «мадам де Ментенон», что «король уважает дворян, которые перед Пасхой исповедуются», чтобы церкви и часовни переполнились знатными прихожанами. К тому же двор снова оделся в траур: умер король Карл II Английский; как и Людовик XIV, он тоже приходился внуком Генриху IV, и придворные опять облачились в черные плащи и украсились крепом. Покойный государь отличался веселым нравом, не пропускал мимо ни одной юбки, и Англия при нем вспомнила, наконец, что значит жить с удовольствием. На смену ему пришел его брат, Яков II, полная ему противоположность, — ярый католик и жестокий ревнитель чистоты. Его неумолимость подданные вытерпят только четыре года... Но сейчас он только что взошел на трон, и к нему со всех сторон устремились представители иностранных посольств.
Время от времени Шарлотта наносила визиты герцогине Орлеанской. Однажды даже ее сопровождала мадемуазель Леони. Живой ум и острый язык родственницы Шарлотты пришлись по душе принцессе, а мадемуазель Леони после знакомства готова была горой стоять за эту редкую женщину, сразу угадав печаль в ее сердце, которую та прятала под неизменно хорошим настроением.
— Как может вызывать недоброжелательство такая привлекательная дама? — недоумевала она.
— Знаете, Леони, двор похож на флюгер, а ветер, который его вертит, исходит из кабинета короля. Придворные обожают все, что по нраву королю, и в один миг растопчут своего кумира, если только король, взглянув на него, вдруг нахмурился.
Не было никакого сомнения, что прямота курфюрстины и ее любовь к шутке, в том числе и острой, галльской! — что было чудом для баварской принцессы, — перестали нравиться властелину, который с каждым годом утрачивал чувство юмора и простой здравый смысл.
96 
