101 
— А мост? Он еще далеко?
— Три или четыре версты, — ответила Барба, не отводя глаз от всадников. — Надо попытаться нам проскочить, потому что надвигается ураган.
Действительно, буря приближалась. Плотные черные тучи неслись с пугающей скоростью, гонимые северным ветром, от которого трескалась кожа и слезились глаза.
Женщины оставили часом раньше небольшой городок Борисов на правом берегу Березины, где они провели ночь у одного старьевщика, не без труда, впервые после того, как они десять дней назад покинули Смоленск, ибо в Борисове стояли войска русского адмирала Чичагова, занявшего тут позицию, чтобы «подстеречь и уничтожить Наполеона».
Все было забито солдатами, и старьевщик, хоть и еврей, не был в восторге от приезда таких гостей. Если бы не письмо Соломона, он просто не пустил бы их к себе, но Левин решительно пользовался большим уважением у своих единоверцев. Старьевщик разрешил им переночевать на складе, вместе с каретой и лошадью.
Выспались они плохо, но хоть не страдали от холода.
До Борисова, кстати, все прошло для них гораздо лучше, чем они предполагали. Морозов больших не было, всего два-три градуса ниже нуля, и благодаря Соломону они имели экипаж одновременно и скромный, и основательный. Их небольшая кибитка, плохо окрашенная и достаточно грязная, чтобы не привлекать внимания, не боялась плохих дорог. Что касается лошади, она была низкорослая, с длинной шерстью, очень сильная и выносливая, тщательно подкованная для зимней езды. Наконец, под брезентовым укрытием находился запас овса, продуктов, покрывала и даже оружие: ружье и два охотничьих ножа, для защиты от волков.
Если ночь заставала их в пути, Барба устраивала стоянку в лесу. Она разжигала костры, чтобы отпугивать хищных зверей. Привычка польки к походной жизни оказалась неоценимой. И мало-помалу своеобразная дружба связала аристократку и бывшую проститутку.
До сих пор не было ни одной дурной встречи. Единственный неприятный инцидент произошел при отъезде из Орши. Когда они покинули дом менялы Забулона, группа оборванцев с криками «Бей жидов!» забросала их камнями. К счастью, ни одна, ни другая не пострадали.
Иногда даже видели на незапятнанном горизонте вырезанные силуэты казачьих сотен на марше. Тогда ветер доносил до встревоженных женщин дикую песню. Невзирая на страх, они с невольным наслаждением слушали эти голоса со звучанием гармоничным и мрачным, как сама древняя русская земля. Затем бородатые всадники исчезали как сон, и с ними умирало эхо воинственной песни.
Но те, что ожидали на берегу реки, не думали петь.
Безмолвные, неподвижные как статуи, они являли собой тревожную картину, лишенную всякой поэзии.
— Вам надо приготовиться, — буркнула Барба.
Марианна уже занялась этим. Рахиль показала ей, как быстро прилепить к лицу и рукам тонкие пленочки подходящей раскраски, которыми издавна пользовались лжебольные и попрошайки. К этой отвратительной игре молодая женщина привыкла и через несколько мгновений уже лежала, закутанная в грязное покрывало, с закрытыми глазами, с багрово-красными пятнами на коже.
Когда карета остановилась, она испустила дикий вопль.
Тем не менее один из казаков взял лошадь под уздцы, и Барба сейчас же пустилась в объяснения, в которых Марианна ничего не поняла, но уловила данные им Соломоном имена: Сара и Ревекка Лурье из Ковно, возвращающиеся домой, чтобы Ревекка могла там умереть в мире.
Ревеккой была, конечно, Марианна. Она сама выбрала это имя в память о женщине, которая в Константинополе спасла ее от смерти. Ей показалось, что это принесет ей счастье, Но теперь она немного засомневалась, ибо споривший с Барбой голос был яростный, агрессивный. Видно, что-то шло не так.
— Внимание, — шепнула Барба по-французски.
Мнимая больная поняла, застонала громче и стала катать голову из стороны в сторону. Сквозь полусомкнутые ресницы она внезапно увидела совсем рядом всклокоченную голову. Кибитку наполнил резкий запах прогорклого жира и крепкого табака, такой отвратительный, что молодую женщину вырвало. Тогда мужчина втащил внутрь ружье и прикладом несколько раз ударил ее по ребрам, вызвав крики боли, тогда как Барба в слезах умоляла о пощаде.
Казак почти сразу же убрался, изрыгая непонятные ругательства. Затем карета снова тронулась, и Марианна хотела переменить положение, чтобы утишить боль.
— Не шевелитесь! — шепнула Барба. — Они сопровождают нас.
101 
