— Я не боюсь ее. Да и что она сможет мне сделать?
Не могла же я допустить, чтобы Сюркуфа похитили? Я упрекала бы себя за это всю жизнь.
— Марианна, — неожиданно серьезно сказала Фортюнэ, — никогда не недооценивай ненависть женщины. Рано или поздно она найдет способ отомстить тебе за то, что ты ей сделала.
— Я? А почему не ты? Кто позвал полицию? Да, кстати, как тебе удалось найти их так быстро?
М-м Гамелен пожала плечами и непринужденным жестом обмахнулась концом шарфа.
— В публичных местах всегда много полицейских. И их легко распознать по какой-то специфической подтянутости.
Не зная этого, ты все же действовала правильно, и я восхищаюсь тобой. Ты очень смелая.
Марианна ничего не ответила. Она думала о странной цепи совпадений, словно нарочно взявшихся сталкивать ее со всеми, кто вольно или невольно вмешивался в ее жизнь, начиная со злополучного дня свадьбы. Значило ли это, что отныне ее жизнь должна пойти по совершенно новому руслу? Ей приходилось слышать, что при приближении смерти перед внутренним взором умирающего за несколько секунд проходит вся его прошлая жизнь. Нечто подобное происходило и с ней. Эфемерная жизнь леди Кранмер, а затем певицы Марии-Стэллы метеором промелькнула в ее сознании перед тем, как уступить место — но чему?.. Какое имя будет носить завтра Марианна д'Ассельна? Мистрис Бофор… или же совершенно незнакомое имя?
Хотя визит молодых женщин в Пале-Рояль был насыщен событиями, никогда еще Марианна не переживала такого долгого дня. Она ощущала непреодолимое желание вернуться к себе, чувствуя, что ее там что-то ожидает, но боясь вызвать насмешки Фортюнэ, она заставила себя остаться с ней до окончания ее бесконечной прогулки, поскольку у нее не было никаких веских причин для раннего возвращения на Лилльскую улицу. Впрочем, что она ожидала там найти? Пустоту, тишину…
У Фортюнэ был очередной приступ мотовства. Она всегда испытывала ребяческое наслаждение, транжиря деньги, но иногда проматывала их с какой-то яростью. В этот день она буквально сорила ими, покупая почти все подряд, укладывая шарфы на перчатки, ботинки на шляпки, и все это самое модное, самое дорогое. Удивленная Марианна невольно спросила у подруги, чем вызвано такое обновление ее гардероба. М-м Гамелен закатилась смехом.
— Я же говорила, что Уврар заплатит мне за мелкую подлость, которую он тебе сделал. Я
начинаю! Я намереваюсь, кроме прочего, задушить его счетами.
— А если он не заплатит?
— Он? Исключается! Он слишком тщеславен! Он заплатит, моя красавица, заплатит до последнего су. Постой, погляди на эту сногсшибательную шляпку с очаровательными перьями! Она такая же зеленая, как и твои глаза! Жаль, если она попадет к другой. Я дарю ее тебе!
И, несмотря на протесты Марианны, красивая розовая картонка с зеленой шляпкой присоединилась к угрожающе выросшей горе покупок, заполнившей карету прелестной креолки.
— Ты будешь носить ее и думать обо мне, — смеясь, сказала она. — Это отвлечет тебя от безумства твоей кузины. В ее-то возрасте! Увлечься скоморохом! Заметь, что, на мой взгляд, у нее отменный вкус. Он соблазнительный, этот Бобеш… даже очень соблазнительный.
— Через пять минут ты попросишь меня пойти помочь ему при выступлении, — воскликнула Марианна. — Нет, Фортюнэ, ты сама любовь, но вершиной твоих добрых дел будет доставить меня домой.
— Тебе уже надоело? А я хотела еще угостить тебя шоколадом у Фраскатти.
— В другой раз, если пожелаешь. Там сейчас толкучка, а кроме тебя я не хочу никого видеть.
— Вечно твои устаревшие глупости, — выбранилась м-м Гамелен. — Всегда твоя нелепая верность. Его величеству Корсиканцу, который, в то время как ты томишься в бесплодном ожидании, танцует и аплодирует «Федре»в обществе стыдливой половины.
— Это меня не интересует! — сухо оборвала Марианна.
— Ах нет? А если я тебе скажу, что драгоценная Мария-Луиза уже восстановила против себя добрую половину придворных дам и часть мужчин в придачу? Ее находят неуклюжей, чопорной, неприветливой! Ах, и это взамен несчастной обаятельной женщины, которая умела принимать с таким изяществом! Как может Наполеон переносить это!
— Он должен всегда видеть ее с австрийским орлом на плечах и короной Карла Великого на голове. Ведь это Габсбургка! Она ослепила его, — машинально сказала Марианна, не любившая говорить о Марии-Луизе.
— Только его одного! И меня удивит, если она ослепит честной народ на Севере, который через неделю получит возможность восхищаться ею. Двор покидает Компьен 27 — го…