очень нудно 
9 
– Потому что он ведет безжалостную борьбу с игорными домами и притонами... и с теми, кто их посещает. Я хочу навсегда поселиться в этой местности, где солнечно, тепло и красиво. Мне будет отказано в разрешении, о котором я хлопочу, если Ришелье узнает о моих неприятностях. Я не знаю даже, проявит ли в этом случае благожелательность сам царь, который оказал мне покровительство и послал со мною офицера, чтобы помочь мне в окончательном устройстве.
– Это меня удивляет. Русские обычно такие страстные игроки...
Мадам Гаше сделала нетерпеливый жест и встала.
– Прошу вас, оставим это, дорогое дитя! Я прошу вас об услуге на несколько часов, по меньшей мере, я надеюсь на это. Если вы не можете ее оказать, не будем больше говорить об этом. Я попытаюсь выкрутиться иначе, хотя... о, Боже! Как я могла позволить втянуть себя в такую мерзкую авантюру! Если бы мой бедный супруг увидел меня...
Внезапно графиня упала на стул и стала лить горькие слезы, спрятав лицо в руках.
В отчаянии, что она вызвала этот приступ, Марианна положила бриллиант на столик и опустилась на колени перед гостьей, чтобы попытаться ее утешить.
– Прошу вас, не плачьте, дорогая графиня. Конечно, я помогу вам! Простите мои вопросы и колебания, но вид этого бриллианта немного испугал меня. Он настолько прекрасен, что я не решаюсь взять такую драгоценность в залог. Но умоляю вас, успокойтесь! Я охотно одолжу вам эту сумму.
Перед ее отъездом из дворца Хюмайунабад управляющий Турхан-бея снабдил путешественницу солидной суммой в золоте и обменных векселях, несмотря на возражения Марианны, стеснявшейся теперь получать деньги от человека, который увез ее ребенка. Но Осман настаивал, что он не может нарушить строгий приказ, и Жоливаль, гораздо более близкий к реальностям существования, чем она, окончательно убедил ее. Благодаря ее предусмотрительности Осман простер свою любезность до того, что выдал им русские деньги, чтобы избежать риска при обмене и жульничества менял.
Марианна живо встала, подошла к одному из чемоданов, достала требуемую сумму и, вернувшись, вложила деньги в руки гостье.
– Держите! И больше не сомневайтесь в моей дружбе. Я не могу оставить знакомую моего отца в трудных обстоятельствах.
Графиня немедленно осушила слезы, засунула ассигнации за корсаж, обняла Марианну и горячо поцеловала.
– Вы восхитительны! – воскликнула она. – Как отблагодарить вас?
– Но... не плачьте больше.
– Уже перестала. Вы видите, я не плачу! Теперь я напишу расписку, которую вы вернете сегодня вечером.
– Ну, нет. Прошу вас. Это бесполезно и... немного оскорбительно. Я же не ростовщица. И мне даже доставит удовольствие вернуть вам этот слишком великолепный камень...
Мадам Гаше сделала категорически отрицательный жест рукой.
– Об этом не может быть и речи. В свою очередь, я буду оскорблена. Или я верну сегодня вечером пять тысяч... или у вас останется этот камень, который является фамильной драгоценностью и который я никогда не смогла бы решиться продать. А вы сможете, без угрызений совести. Потому что я этого не увижу... Теперь я оставляю вас и еще благодарю тысячу и тысячу раз!
Она направилась к двери, взялась за ручку, затем, обернувшись, посмотрела на Марианну с умоляющим видом.
– Еще одна просьба. Будьте так добры и не говорите о нашей... маленькой сделке. Вечером, я надеюсь, все будет улажено, и мы не будем больше касаться этого предмета. Так что прошу вас сохранить мою тайну... даже от вашего спутника.
– Будьте спокойны! Я не скажу никому...
Зная, какое предубеждение было у Жоливаля против этой женщины, более достойной жалости, чем порицания, Марианна и сама не испытывала желания посвятить его в это дело. Аркадиус придерживался своих собственных воззрений, и когда какое-нибудь убеждение закреплялось в его голове, сам дьявол не мог его оттуда вышибить. Он стал бы метать громы и молнии, узнав, что Марианна одолжила пять тысяч рублей своей соотечественнице только потому, что та оказалась знакомой ее отца.
Подумав о виконте, молодая женщина ощутила угрызения совести. Она не посчиталась с его советами и, отдавая эти деньги, несомненно, подвергалась некоторому риску. Игра – она это знала – непреодолимая страсть, и, безусловно, она допустила ошибку, поощрив так графиню, но она принимала во внимание, что те, кто ей подвержен, являются прежде всего жертвами, и слезы этой несчастной женщины взволновали ее до глубины души. Она не могла, нет, она абсолютно не могла бросить друга ее семьи, соотечественницу, женщину такого возраста наконец, на съедение бандитам из игорных домов или городским ростовщикам, которые с радостью погрели бы руки на исключительной драгоценности неосторожной.
9 
