очень нудно 
104 
Он не мог понять, что с ним происходит. Кажется, никогда еще Александра не была столь прекрасна, столь желанна. Венецианская ночь, необыкновенный фон – залитый огнями иллюминации дворец, ее платье – все способствовало тому, чтобы при виде ее лишиться рассудка; однако он, к величайшему своему изумлению, не обнаруживал в своей душе даже намека на беспокойство. Пока они перекидывались вежливыми фразами, он с любопытством рассматривал ее. Это создание, вылепленное по образу богини Любви, превратилось в красивую оболочку, в которой хранилась бесчувственная глыба льда. Она воображала себя честной и добродетельной, однако это давалось ей без труда, ибо трудно было сыскать женщину холоднее ее. Он снова почувствовал отрезвление, как тогда, в купе, когда он услыхал от нее столь неженское «именно».
С галереи он еще немного понаблюдал за ней, закуривая сигару, хотя это излишество все в его кругу считали анахронизмом. Она болтала с красавчиком Контарини, кокетничала, пила шампанское, но время от времени принималась крутить головой, словно в поисках чего-то или кого-то. Предположив, что она, возможно, ищет его, он зло ухмыльнулся. Неужели она надеялась, только что огорошив его холодным приемом, снова затеять с ним бессердечную игру? Так и есть! Не исключено, что она сожалела, что оттолкнула его, не вкусив с ним от запретного плода; ведь потом все равно можно было бы кричать, что он застал ее врасплох…
– Каким же я оказался болваном! – пробормотал он, вспоминая, что его вела сюда безумная надежда. – Еще немного – и я опять угодил бы к ней в капкан. Но при этом было бы забавно выяснить, до какой степени я ее расстроил своим отношением. Тогда победа приобретет горький, но при этом восхитительный приступ мести…
Готовый спускаться, он принялся искать глазами пепельницу, чтобы притушить в ней сигару. И тут произошло событие, заставившее его забыть Александру: из окутывающей галереи тени, где прятались статуи и древние сосуды, появилось неземное создание. Оно направлялось к лестнице, то и дело замедляя шаг, чтобы полюбоваться на праздничную толпу гостей сверху. Укрытый колонной, он наблюдал за этой женщиной, пока она не спеша приближалась к нему; он затаил дыхание, боясь, что она сейчас растворится, как призрак, однако все больше убеждался, что она, несмотря на снежно-белый муслиновый шлейф, вполне реальна: из-под простого венка из роз, удерживаемого сложным переплетением ленточек на ее длинных волосах необыкновенного серебристого оттенка, выглядывало личико самой очаровательной девушки из всех, кого ему когда-либо доводилось встречать! Она обладала утонченностью и грацией нимфы; к ее рукаву был прикреплен букетик роз, который она то и дело подносила к точеным ноздрям.
Подпустив ее совсем близко, Жан уронил сигару, уже не заботясь о приличии, и вышел из-за колонны. Видение вскрикнуло, однако Жан тотчас понял по ее веселому виду, что она вовсе не напугана. На него взирали широко распахнутые глаза цвета океанской воды, освещаемой солнцем.
– Боже, как вы меня испугали! – проговорила она по-французски. – Вы нарочно прячетесь по темным углам, чтобы пугать людей?
– Простите меня, я никого не собирался пугать! Просто я поднялся сюда, чтобы спокойно покурить… и тут появились вы.
– Теперь вам не хочется курить? Весьма польщена…
– Я совершенно ослеплен! Был момент, когда мне почудилось, что играющие внизу скрипки возродили Дездемону, однако ваш легкий акцент подсказывает, что передо мной скорее Офелия…
– Вы весьма учтивы, господин незнакомец! Две несчастные, которых постигла трагическая смерть! Впрочем, истины ради надо призвать, что и той, чье имя я ношу, не слишком повезло.
– Правила хорошего тона требуют, чтобы после этих ваших слов я спросил, как вас зовут. – Корделия… Все называют меня Делией.
– Да вас просто преследует Шекспир! – Он засмеялся и продекламировал:
«Корделия, лишенная наследства,
Твое богатство – в бедности твоей.
Отверженная, я завладеваю
Тобой, мечта и драгоценный клад».
Девушка тотчас подхватила:
«Я ваши свойства знаю,
Но, вас щадя, не стану называть».[12]
– Как видите, мы знаем классику…
– Браво! Так вы англичанка?
– Ни в коем случае!
– Тогда шведка? Норвежка? Финляндка? Или же вы явились из…
– Просто-напросто из Нью-Йорка.
– О, нет! Только не вы! Опять!.. – пробормотал молодой человек.
– Любезность за любезностью! Еще немного, и у вас вырвалось бы: «Какой ужас!»
104 
