очень нудно 
24 
– Самое приятное с тобой, Марианна, это то, что тебе можно говорить о чем угодно, совершенно не привлекая твоего внимания. О чем ты еще думала?
– Не о чем, а о ком. И, конечно, о нем! Садитесь, пожалуйста, вы обе, я расскажу вам, что я делала эти два дня. Только ради Бога, Аделаида, организуйте мне чего-нибудь, я умираю от голода.
Набросившись с удивительной для такой, еще вчера вечером больной женщины энергией на обильный ужин, словно по волшебству доставленный Аделаидой из кухни, Марианна рассказала свое приключение, позаботившись умолчать обо всем, что было печальным или прискорбным. Она повествовала о своей безрассудной вылазке с горьким юмором, который не заставил смеяться ее слушательниц. Фортюнэ выглядела даже слишком мрачной, когда она закончила.
– Но, в конце концов, – заметила она, – возможно, то свидание было важным? Ты могла хотя бы послать туда Жоливаля.
– Я знаю, но мне не хотелось разлучаться с ним. Я чувствовала себя такой несчастной, такой покинутой. И затем, я остаюсь при убеждении, что это была западня.
– Тем более нужно было в этом убедиться. А если там ждал твой… муж?
Воцарилась тишина, и Марианна поставила обратно бокал, из которого собиралась пить, но так неловко, что отбила ножку. При виде того, как она внезапно побледнела, Фортюнэ пожалела о своих словах.
– Но это только предположение, – добавила она ласково.
– Которое вполне могло подтвердиться! И все-таки я не могу себе представить, для чего он мог бы вызвать меня туда, в полуразрушенный замок, и, признаюсь, я даже не думала о нем. Скорее о тех людях, которые уже однажды похитили меня. Что же теперь делать?
– Прежде всего, и немедленно, поставить в известность Фуше и ожидать. Какова бы ни была причина попытки завлечь тебя: ловушка или действительно свидание, ясно как божий день, что что-то снова затевается. Однако в любом случае – позволь поздравить тебя.
– С чем?
– С завоеванием австрийца. Наконец-то ты решилась следовать моим советам, и я восхищена этим. Увидишь, насколько легче переносить неверность мужчины, когда под рукой есть другой.
– Не торопись так, – смеясь, запротестовала Марианна. – Я ничуть не собираюсь отдать князю Клари место заместителя, а просто хочу показаться вместе с ним. Видишь ли, меня больше всего интересует в нем его австрийское происхождение. Мне кажется забавным водить на поводке соотечественника нашей новой правительницы!
Фортюнэ и Аделаида дружно рассмеялись.
– А она действительно так безобразна, как поговаривают? – оживленно спросила м-ль д'Ассельна, не переставая лакомиться приготовленными для ее кузины цукатами.
Полузакрыв глаза, Марианна помолчала, словно пытаясь лучше представить себе лицо «самозванки». Пренебрежение искривило нежную дугу ее рта в улыбку, отразившую подлинную суть ее женственности.
– Безобразна? Не то чтобы… Честно говоря, я не смогу сказать вам точно, какова она. Она… ничем не выделяется среди других!
– Бедный Наполеон, – лицемерно вздохнула Фортюнэ. – Он не заслужил этого! Ничем не выделяющаяся среди других женщина для него, который любит только исключительное!
– Это французы, если вы хотите знать мое мнение, не заслужили это! – вскричала Аделаида. – Габсбург не принесет им ничего, кроме горя.
– Но их вид не подтверждал этого, – заметила Марианна. – Вы бы слышали их приветственные крики на улицах Компьена!
– В Компьене, может быть, – задумчиво ответила Фортюнэ. – Они не избалованы грандиозными придворными спектаклями, за исключением охоты. Но что-то подсказывает, что Париж не будет таким пылким. Прибытие этой Австриячки вызовет энтузиазм разве что в непримирившихся салонах, которые видят в ней Немезиду Корсиканца и ангела-мстителя Марии-Антуанетты. Но народ далек от восхищения. Ведь он поклонялся Жозефине и отнюдь не любит Австрию. И я не верю, что это изменится из-за угрызений совести.
В следующий понедельник, 2 апреля, глядя на заполнившую площадь Согласия толпу, Марианна подумала, что Фортюнэ имела достаточные основания для своих слов. Это была празднично одетая толпа, нарядная, беспокойная, но нельзя было назвать ее радостной. Ожидая прибытия свадебного кортежа своего Императора, она растянулась на всю длину Елисейских Полей, сгрудилась между угловыми штандартами площади, прижалась к стенам мебельного склада и Морской гостиницы, однако в ней не ощущалось радостного возбуждения большого праздника.
24 
